Константин Кромиади - «За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова
Спрашивается, можно ли в этом возникшем между Буссе и Буняченко скандале винить кого-либо из них? Ведь каждый из них на своем посту был прав в своих требованиях. На фронте в самое тяжелое время в распоряжение Буссе назначают дивизию, а она отказывается от исполнения его приказов. По законам любой страны такого командира дивизии предают военно-полевому суду и расстреливают. Но что было делать Буняченко, когда и он сам, и его люди вошли в состав дивизии РОА во имя идеи освобождения своей родины от диктатуры коммунистов? Глава правительства обещает КОНРу и тем самым всем примкнувшим к нему участникам целый ряд прав и преимуществ, и вдруг все обещанное и данное игнорируется и обманным способом, заманив 20 000 человек под ружье, превращает их в обыкновенное пушечное мясо, да еще от них требуется безоговорочное повиновение. Тут поневоле поставишь свою жизнь на карту, что Буняченко и сделал. И если Буссе и другие военачальники, имевшие отношение к Первой дивизии РОА, не расстреляли Буняченко, то только потому что в этой обстановке Буняченко в долгу не остался бы, и неизвестно еще, кто бы кого расстрелял. В этом трагическом деле виноваты те, для которых честь и обещание являлись пустым звуком. Эти люди во всей их практике считались только с голой силой и на этот раз просчитались.
15 апреля с наступлением темноты Буняченко дал дивизии приказ с соблюдением мер осторожности и выставив походное охранение, форсированным маршем двинуться на юг. В обстановке угроз и опасностей состав дивизии подтянулся и точно священнодействовал, выполняя приказания своего командира. По пути маршрута встречные немецкие части дивизии не трогали, а с местным гражданским населением дивизия была предупредительна. Через два дня, проделав больше ста километров, дивизия стала на отдых в местечке Клеттвиц.
На следующее утро в штаб дивизии прибыли несколько офицеров из штаба командующего группой «Север», генерала Вейса с приказом командующего Буняченко занять позицию на новом участке фронта.
Буняченко принял их, пригласил и своих штабных офицеров и обратился к приезжим с обстоятельной и обвинительной речью. Он перечислил им обманы, издевательства и над Власовым и над всеми русскими, которые честно протянули руку для совместной борьбы, а их правительство издевалось и насмехалось над ними, стараясь закабалить их родину их же руками. Гиммлер сам пригласил Власова и разрешил ему развернуть Освободительное движение, а когда у него оказались 40 000 человек под ружьем, решил использовать их в своих целях, как пушечное мясо. «Поймите, что ваш фюрер вас уже погубил и дальнейшие ваши жертвы напрасны, а у нас есть своя задача, свой долг перед нашей родиной, и теперь мы пойдем своим путем. Приказа генерала Вейса не принимаю и прошу его вернуть генералу», — сказал он. На прощание Буняченко предупредил приезжих не трогать наших людей, пребывающих у них в плену, не трогать Власова, чтобы не вызвать лишнего кровопролития, и с этими словами покинул помещение. Делегацию провожал полковник Николаев. Один из приезжих смущенно сказал ему, что если ваш командир и дальше не будет повиноваться, то он будет расстрелян. Когда Николаев передал эти слова Буняченко, тот спокойно сказал: пока Первая дивизия цела, не беспокойтесь.
На следующий день вечером дивизия, пополнив свои запасы из местных складов, выступила в поход и, проделав за два дня 120 километров, 23 апреля остановилась на отдых недалеко от Дрездена. Это был Средний участок фронта, район генерал-фельдмаршала Шернера. Фельдмаршал, человек экспансивный, решительный и строгий, был уже информирован о Первой дивизии РОА и с ее появлением в его районе послал своего офицера к Буняченко с приказом выйти на фронт и занять позицию. В ответ на это Буняченко обратился к нему с письменной просьбой дать ему разрешение двинуться дальше на юг. Разрешения не последовало, но дивизия двинулась на юг и с хитростью Буняченко переправилась через уже заминированный мост через Эльбу и в районе Ноеберг-Баденбах остановилась. У нее кончились все запасы, дальше двигаться она не могла. На следующий день фельдмаршал Шернер заявил, что он приедет к Буняченко в штаб, но вместо него приехал его начальник штаба. Перед этим были посланы две эсэсовские дивизии для разоружения Первой дивизии, но Буняченко ловко вышел из их окружения и добрался до Ноеберг-Баденбаха.
Начальник штаба Шернера, генерал фон Нацмер принес категорический приказ фельдмаршала Буняченко во избежание репрессий пойти в наступление против советских войск в районе Брно. Буняченко был прижат в угол и вынужден был дать свое согласие. После этого генерал фон Нацмер написал приказ отпустить дивизии полное снабжение и улетел обратно, а Буняченко пригласил командиров частей и объяснил им положение. Каждому было ясно, что пойти на фронт — это значит отказаться от своей прямой миссии, ради которой, начиная с Одера, перенесли столько мук, чтобы спасти дивизию. А теперь пришли к такому же исходному положению. Картина ясна. Немцы не выдерживают советского наступления и отходят на запад, чтобы капитулировать у американцев, а мы должны прикрыть их отход, жертвуя собою. Обсудив всесторонне создавшееся положение, командиры частей высказались за продолжение движения дальше на юг.
Тут позволю себе обратить внимание читателя на следующее: командир дивизии, которая вышла из повиновения, снялась с фронта и совершила поход, начиная с Франкфурта на Одере и до самой чешской границы, конечно, ходил по острию ножа, и для этого требовалась колоссальная выдержка. Но я хотел бы обратить внимание читателя на дух и решимость 20 000 его солдат и офицеров, которые, поддерживая решение своего командира, совершали чудеса. Где это видано, чтобы дивизия в два дня походным порядком проделала 100 и 120 километров? Такие походы в истории вождения войск являются примерными. Мало того, эти 20 000 солдат в общей сложности в Германии пережили немало горя, но когда Буняченко отдал строгий приказ местное население не трогать, они его не трогали, если даже и голодали. Честь освободительной армии должна остаться незамаранной — написал в приказе Буняченко, и она осталась незапятнанной. Дивизия до конца высоко держала знамя РОА.
Не то в 1964-м, не то в 1965 году мне позвонил фельдмаршал Шернер и выразил желание встретиться со мною и поговорить о Власовском движении. На его предложение я ответил, что, если бы фельдмаршал согласился поужинать у нас, моя жена и я были бы очень рады. Фельдмаршал охотно согласился и в назначенный день посетил нас. За столом, вспоминая прошлое, Шернер отдавал должное Буняченко, как умному и решительному командиру. Он сказал, что очень жалел и Власова, и Буняченко, и всех, кто с ними погиб, но просил понять его самого в его тогдашнем положении: «Погибала Германия, и я спасал ее. Пока я не узнал подробностей о власовской дивизии, я не уничтожил ее только потому, что у меня не было авиации, а когда узнал, в чем дело, то предпочел закрыть глаза на то, что делал Буняченко». На прощание в память прошлого он оставил мне самим написанную свою визитную карточку.
