Гарольд Лэмб - Ганнибал: один против Рима
Меньше всего его враги хотели бы, чтобы он появился в этом месте земли.
В конце «войны Ганнибала» одна римская делегация привезла очень странное предсказание почитаемого оракула в Дельфах. Дельфийский оракул предсказал, что Рим добьется победы в конечном итоге благодаря азиатскому или восточному царю. Речь могла идти о некоем Аттале, который был царем Пергама и другом Римской республики. Но существовала и возможность того, что хорошо информированные жрецы Дельф предвидели распространение римского могущества на Восток.
Это произошло почти немедленно после битвы при Заме. По правде говоря, взоры властителей из города на Тибре были обращены на запад, они не проявляли видимого интереса к государствам эллинистического мира. Но существовала потребность в дешевом рабском труде, потребность в расширении торговли, которая до сих пор была монополией финикийцев, страстное желание уставших людей получить доступ к сокровищам Востока, шелкам и жемчугу и арабским благовониям — и общее понимание того, что Римское государство теряло преимущества, полученные в последней войне, во время последовавшего за ней мира. Поэтому перемирие 201 года до н. э. открыло шлюз движению в сторону Греции. Филипп служил удобным casus belli, то есть поводом к войне, а теперь на горизонте открыто появился Антиох.
Какая размолвка произошла с монархом Передней Азии, осталось неясным. Родос, так же как Пергам, жаловался на то, что присутствие этого монарха в Малой Азии означает, что он будет использовать Грецию в качестве базы для вторжения в Италию. Но они выдвигали то же обвинение и против Филиппа. Это было притянутое за уши предупреждение, однако самое удобное.
То, что сенат мог воспользоваться этим, можно было объяснить проницательностью его командующего в Греции, победителя при Киноскефалах. Квинт Фламиний скопировал линию поведения Сципиона Африканского, но без определенности его цели. Разбив военные силы Филиппа, он отказался унизить Македонию своим вторжением. Потом в знаменитой и очень ясной речи, произнесенной на Истмийских играх, Фламиний сделал заявление о полной независимости всех греческих городов. Это устное заявление, видимо, не произвело впечатления на его эллинских слушателей, но Фламиний продолжал делать неожиданные вещи, выведя все римские гарнизоны с греческой земли. (Они были нужны в тот год для того, чтобы начать борьбу с инсубрами на берегах По.) Полные радости эллины вознаградили его тем, что отпустили всех греческих рабов, которые были ранее римскими воинами, взятыми в плен Ганнибалом. Выводя свои войска, Фламиний оставил на всякий случай часть македонцев в противовес непостоянным грекам, в то время как на греческой земле оставался вакуум, ждущий первого, кто придет с силой. По всем признакам им должен был стать Антиох Великий.
Это была дипломатическая хитрость, которая едва не сорвалась, что больше всего ввело греков в заблуждение. Они были опьянены своей независимостью под покровительством величайшей военной мощи Рима. Достаточно странно, однако первыми, кто пригласил Антиоха, были этолийцы, самые ранние союзники далекой республики, покинутые Римом. Они мечтали об «эллинской свободе» на собственный манер.
Преимущество ловушки, расставленной Фламинием и сенатом (когда они раньше других заняли участок на реке По), заключалось в ее неприметности. Никакой реальной границы с Грецией не существовало. Порты на древнем Ионическом побережье Азии были в равной степени эллинскими, как Афины. В Эфесе, в котором Антиох собирал свои войска, находился храм греческой богини Артемиды. Совершенно открыто все римские вооруженные силы ушли. Предположим, Антиох занял эту добровольно освобожденную зону, — как он может заявлять, что собирается освободить греков, если они открыто провозглашены друзьями Рима?
Ганнибалу было достаточно одного здорового глаза, чтобы разглядеть эту ловушку. Он уже наблюдал подобное в Испании, когда легионы пришли на помощь жителям Сагунта, объявленным союзниками Рима. Эти легионы все еще находятся там.
И, как и в Испании, он полагался на три средства защиты против наступления римлян: союз, на этот раз с эллинскими государствами; флот, чтобы удерживать морские пути; поход против самой Италии. Этот план мог быть осуществлен двадцать четыре года назад, и Рим уже пал бы, если бы не неудача карфагенского флота. И теперь, на другом конце Средиземноморья, это надо было сделать или скоро, или никогда. Значит, Антиох должен ударить со всем своим умом и силой, пока галлы на берегах По были вооружены, испанцы оставались непокоренными за Эбро, а Карфаген не тронут.
Ганнибал вызвался возглавить поход за море. Он просил 100 палубных судов, 10 000 вооруженных людей и 1000 лошадей. Он поведет этот флот в Карфаген, а оттуда совершит диверсию в Италию, пока Антиох создает эллинский союз на Востоке.
Ганнибал слушает философаАнтиох был лет на десять моложе своего великого полководца. Очень умный и решительный, он был на удивление удачливым, даже слишком удачливым. Наместники провинций на его восточных землях преклонялись перед ним, как перед богом. Кроме того, в то время его совершенно вывела из себя напористость римлян, Его представители у нечетких границ Дарданелл встретили лишь утомительное неприятие со стороны представителей западной республики, которым только и нужно было, кажется, вернуться назад, чтобы донести каждое слово до их сената и Фламиния. Постепенно стало очевидно, что Рим не претендует на часть Македонии, лежащую за проливами. Рим, наоборот, объявлял себя защитником и покровителем нынешней Македонии (Македонии Филиппа). А еще Рим ставил под вопрос присутствие Антиоха в греческих городах Малой Азии, особенно то, что он взял в кольцо Пергам, город-союзник сената и Римской республики. В конце концов римские представители спокойно предъявили ультиматум: Антиох не должен ступать на землю Европы. Доведенный до белого каления сирийский царь поспешил сделать это немедленно. Разве он не преемник Александра, который родом с тех же самых холмов Европы?
Антиох понял значение плана Ганнибала и оценил то, что из него вытекает: большая война с Римом, которой он не жаждал и к которой не был готов.
— Ты никогда не задумывался, — спросил Ганнибал, — что значит объявить себя врагом Рима?
Сирийский монарх только улыбнулся. Миллионы людей служили ему, от Инда до развалин древней Трои. Он не боялся вторжения варваров с западного моря. При всех условиях они не могли добраться до его владений в Азии. Он хотел только того, на что мог претендовать по праву — господства на восточных берегах Греции. Будучи греком, Антиох мог понять разумные доводы, но не совсем ясно представлял, что делать.
