Чарльз Дарвин - Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»
Я с удовольствием отметил, насколько возрос мой интерес к этим дикарям, после того как соотношение сил резко изменилось в нашу пользу. Во время путешествия на шлюпках я возненавидел самый звук их голосов, – так они нам досаждали. Первое и последнее слово было «яммершунер». Когда, войдя в какую-либо тихую бухточку и осмотревшись, мы уже думали, что спокойно проведем ночь, из какого-нибудь темного уголка пронзительно раздавалось ненавистное слово «яммершунер», а затем взвивался сигнальный дымок, повсюду разнося весть о нашем прибытии.
Покидая какое-нибудь место, мы говорили друг другу: «Слава Богу, мы, наконец, избавились от этих несчастных!» – как вдруг наших ушей еще раз достигал слабый отголосок зычного крика, слышного на огромном расстоянии, и мы явственно различали «яммершунер». Теперь, однако, чем огнеземельцев было больше, тем было нам веселее, да и в самом деле было очень весело. Обе стороны смеялись, удивлялись, глазели друг на друга; мы жалели их, глядя, как они отдают нашим хорошую рыбу и крабов за тряпки и тому подобное, они же не хотели упускать случая, найдя дураков, которые меняют такие великолепные украшения на какой-то ужин.
Всего забавнее было видеть непритворную улыбку удовлетворенности, с которой одна молодая женщина, с лицом, вымазанным черной краской, повязывала вокруг головы несколько лоскутков ярко-красной ткани вместе с тростником. Ее муж, пользовавшийся весьма широко распространенной в этой стране привилегией иметь двух жен, возревновал свою молодую жену за все оказанное ей внимание, переговорил со своими нагими красавицами и вместе с ними отплыл прочь от нас.
Некоторые огнеземельцы ясно показали, что имеют неплохое понятие о меновой торговле. Я дал одному из них большой гвоздь (ценнейший подарок), не требуя ничего взамен; но он немедленно выбрал двух рыб и протянул мне наверх на конце своего копья. Если подарок предназначался для одного челнока, а падал около другого, его неизменно отдавали законному владельцу. Мальчик-огнеземелец, находившийся на борту судна м-ра Лоу, придя в сильнейшее раздражение, показал, что ему и в самом деле было стыдно, когда его назвали лжецом – упрек, вполне им заслуженный.
И в этот раз мы, как всегда прежде, изумлялись, как мало туземцы обращают внимания или, вернее, не обращают вовсе никакого внимания на многие вещи, польза которых должна быть им очевидна. Несложные и незначительные обстоятельства, например красота ярко-красной ткани или синих бус, отсутствие у нас женщин, наша привычка умываться, – возбуждали в них изумление гораздо большее, нежели какой-нибудь крупный или сложный предмет, например наш корабль. Бугенвиль удачно заметил относительно этих людей, что они относятся к «величайшим произведениям человеческого искусства как к законам природы и ее явлениям».
5 марта мы бросили якорь в бухте Вулья, но не увидели там ни души. Это нас встревожило, так как туземцы в проливе Понсонби показывали нам жестами, что там произошло сражение; впоследствии мы узнали, что с гор спустились страшные люди о́на. Вскоре мы увидели приближающийся челнок с развевающимся маленьким флагом; один из мужчин в нем смывал краску с лица. То был бедный Джемми, ныне худой, осунувшийся дикарь, с длинными всклокоченными волосами и голый, с одним лишь куском одеяла вокруг пояса. Мы узнали его только тогда, когда он был уже близко от нас: ему было стыдно за себя, и он повернулся спиной к кораблю. Мы оставили его толстым, жирным, чистым и хорошо одетым, и никогда не видал я такой резкой и прискорбной перемены.
Впрочем, как только его одели и первое его смятение прошло, дело приняло лучший оборот. Он обедал с капитаном Фицроем и ел так же опрятно, как и прежде. Он рассказал нам, что у него «слишком много» (что означало «достаточно») еды, что ему не холодно, что его родичи – люди очень хорошие и что он не желает возвратиться в Англию; причину столь большой перемены в чувствах Джемми мы открыли вечером, с прибытием его молодой и миловидной жены. Со своей обычной доброжелательностью он привез две прекрасные шкурки выдры двум своим лучшим друзьям и несколько наконечников для копий и стрел, изготовленных собственными руками, для капитана. Он сказал, что построил для себя челнок, и хвастал тем, что может немного разговаривать на своем родном языке!
Но всего замечательнее тот факт, что он обучил все свое племя кое-каким английским словам; один старик по собственной инициативе сообщил нам о прибытии «Jemmy Button’s wife» (жены Джемми Баттона). Джемми лишился всего своего имущества. Он рассказал нам, что Йорк Минстер построил большой челнок и отправился со своей женой Фуэгией несколько месяцев назад в родные места, совершив на прощанье величайшую подлость: он убедил Джемми и его мать поехать с ним, а затем по дороге бросил их ночью, украв все до единой их вещи.
Джемми уехал ночевать на берег, а утром вернулся и оставался на борту корабля до тех пор, пока не был поднят якорь, что перепугало его жену, которая продолжала отчаянно кричать, пока Джемми не сел в челнок. Он возвращался, наделенный ценным имуществом. Каждый человек на борту был искренно огорчен, пожимая ему руку в последний раз.
Я теперь уже не сомневаюсь, что он будет счастлив так же, а может быть, и еще счастливее, чем если бы он никогда не покидал своей родины. Всякий должен искренно надеяться, что, может быть, исполнится благородная надежда капитана Фицроя – быть вознагражденным за те многочисленные великодушные жертвы, которые он принес ради этих огнеземельцев, – если когда-нибудь потерпевший кораблекрушение моряк найдет приют у потомков Джемми Баттона и его племени! Добравшись до берега, Джемми зажег сигнальный огонь, и взвился дымок, как бы посылая нам последнее и долгое «прости», пока корабль ложился на свой курс в открытое море.
Полное равенство среди огнеземельцев одного и того же племени должно надолго задержать их культурное развитие. Как те животные, которых инстинкт заставляет жить обществами и слушаться вожака, наиболее способны к усовершенствованию, так и человеческие племена. Будем ли мы рассматривать это как причину или как следствие, но более цивилизованные народы имеют наиболее развитые формы управления.
Так, например, жители Отаити[200], которые во времена открытия этого острова управлялись наследственными королями, достигли гораздо более высокой ступени развития, нежели другая ветвь того же народа, новозеландцы, которые, хотя и многое приобрели вследствие того, что им пришлось заняться земледелием, были республиканцами, в полном смысле этого слова.
