Владислав Корякин - Отто Шмидт
Еще более полугода у отважных чекистов ушло, чтобы, по Ермолаеву, «…соединить нас с Урванцевым, доказать нашу совместную деятельность». Это оказалось для следователя «… неожиданно сложно: дела подобного рода создавались обычно по территориальному признаку — московское, ленинградское, арктическое. Но Арктика… велика. Мы с Николаем Николаевичем работали в совершенно различных местах, на расстоянии тысяч километров… Никогда и нигде мы не были связаны ни территорией, ни темой.
Как же «шили» нам дело? Устраивали очные ставки. Пытались доказать, что мы действовали совместно после вербовки нас неким совместным центром, меня в Германии, его — в Японии, ни я, ни он, конечно, там никогда не были… Ко мне и, наверное, к Урванцеву тоже подсаживали провокаторов…
В общем, «красивого дела», которое на этот раз было нужно, не получалось. Наш следователь злился, нервничал, — видно, сроки поджимали. Пришлось ему ограничиться обычным стандартом: мы оба «признались» в антисоветской деятельности, в общении с подозрительными людьми, которые классифицировались как вербовщики, но имена которых мы не знали или забыли. Я думаю, не нужно объяснять, почему мы признавались или подписывались… Все было предрешено. Чудовищная программа разработана заранее неким «ведущим конструктором». Да не подпиши мы — они подписали бы за нас сами. Такое тоже бывало… И «публичный суд» состоялся! И коллеги наши сидели в зале… Но, увы… Нас даже ни о чем не спросили. Произошло все противоестественно мгновенно. Зачитали предъявленное обвинение, сообщили о полном признании обвиняемых. Суд заявил, что ему все ясно, и удалился на совещание. Буквально через десять минут они вернулись и зачитали приговор…»(2001, с. 241). По делу № 00 806 H.H. Урванцев получил 15 лет тюремного заключения, его «подельнику» досталось — 12… Тем не менее упорство подследственных не было напрасным — спустя три месяца Военная коллегия Верховного суда СССР 22 февраля 1940 года прекратило означенное дело «за отсутствием состава преступления».
Поскольку 11 июня 1940 года последовало решение Верховного суда: «Приговор Военного Трибунала Ленинградского военного округа от 11/11/1939 года и определение Военной коллегии Верховного суда СССР от 22/2/ 1940 года по делу Урванцева Николая Николаевича и Ермолаева Михаила Михайловича — отменить и дело о них передать на новое рассмотрение со стадии предварительного следствия, сохранив в отношении их лишение свободы в качестве меры пресечения» (цит. по: Ермолаев, Дибнер, 2005, с. 281). Повторный арест Ермолаева состоялся 25 августа 1940 года, и, видимо, его «подельника» H.H. Урванцева — примерно в то же время. В следственных документах при повторном рассмотрении указана и причина, позволившая чекистам вернуться к своим жертвам: «Ермолаев М. М. по его осуждении содержался в одной камере с H.H. Урванцевым, что в результате привело к сговору между ними об отказе от ранее данных показаний об их контрреволюционной деятельности» (Там же, с. 288). Теперь уже по решению Особого совещания от 30 декабря 1940 года по статье 58 пунктам 7 («Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения и кредитной системы»), 10 («Антисоветская пропаганда и агитация») и 11 («Участие в контрреволюционной деятельности») оба полярных геолога получили по 8 лет ИТА. К тому времени Шмидт уже более полутора лет как покинул созданную его усилиями организацию и не мог вмешаться в судьбу бывших сотрудников. Очевидно, в контексте приведенных документов наметившаяся в исторической литературе обвинительная тенденция в адрес Шмидта — в пособничестве органам НКВД (Ермолаев, 2001, Ермолаев, Дибнер, 2005) — должна смениться более взвешенной. Прежде всего, надо учесть возможности героя настоящей книги отстоять своих подчиненных перед лавиной обрушившихся на них репрессий. Не пытаясь оправдать мнимые и реальные просчеты героя книги, нельзя, однако, пройти мимо главного, — «органы» уже «изъяли» из его организации самых близких и достойных (включая челюскинцев Баевского и Боброва), явно «пасут» его самого, а он в этой ситуации пытается (не будем преувеличивать результативности его усилий) противостоять напору «органов». Это и вызвало недоумение «товарища» Бубнова. Такая позиция требует уважения…
Тем не менее возникает вопрос — почему Шмидт бросился на защиту Самойловича, к которому два года назад на совещании партхозактива в январе 1936 года высказал немало претензий? Более того, присоединившись к обвинительной стороне, Отто Юльевич смог бы ссылаться на высказанную им же точку зрения, но почему-то не сделал… Думаю, что для этого надо было быть Шмидтом, для которого проблема заключалась даже не в конкретной личности директора ВАИ, а в судьбе геологического направления в целом. Удалось бы отстоять Самойловича, и судьба геологического направления в Арктике и отдельных геологов (описанная выше) была бы иной. Увы, не удалось, не все было возможно для Отто Юльевича…
Возникает вопрос — был ли Отто Юльевич в отношениях с властью конформистом? Ответ чрезвычайно важен для научного сословия, с его повышенной ответственностью перед обществом. С учетом всех обстоятельств следует ответить: да, был, как член партии, подчинявшийся ее решениям. Иначе и быть не могло. Но такой ответ будет явным упрощением, не учитывающим реалий времени. Документы, приведенные выше, показывают: он сделал все, чтобы отстоять своих подчиненных от расправы НКВД. Не смог или не успел — это уже другой вопрос, требующий специального исследования. Те, кто однажды решат заняться этой темой, думаю, придут к выводу о том, что его беда окажется выше его вины, если таковая будет обнаружена. Определенно он не мог не считаться с мнением Великого Диктатора, как и противостоять ему по всем позициям, чего требуют порой от Шмидта некоторые наши современники… Но сделал максимум возможного, чтобы не поступиться собственной позицией под самым жестоким прессингом. Он вынужденно признавал наличие «контры» в собственном аппарате, пойдя лишь на минимальные уступки… Не признавать этого — значит не понимать эпохи 30-х годов прошедшего века.
Спорное время рождает спорные оценки самых выдающихся личностей прошедших эпох. Это относится и к герою настоящей книги. Один из его подчиненных, знавший Отто Юльевича на закате жизни, дал ему характеристику, с которой можно согласиться весьма условно: «Наверное, в О. Ю. Шмидте действительно всего хватало понемножку — и от крупного ученого, и от конъюнктурщика, и от хитрого политика, и от донельзя наивного человека. Но это же можно сказать о слишком многих» (Подьяпольский, 2003, с.16). А многие первыми за одну навигацию проходили Северным морским путем, дрейфовали зимой в Чукотском море, высаживались на Северном полюсе? Там, где не работают ни конъюнктура, ни политика, ни просто хитрость, больше присущие Большой земле… Без масштаба этих событий не оценить масштаба личности участников — отнюдь не многих…
Что касается геологов Главсевморпути, то облава на этих специалистов со стороны НКВД шла по всей стране. Достаточно напомнить судьбу корифеев из Горного института в Ленинграде и многих других представителей этой специальности. Кого именно из чекистов посетила удивительная мысль, что разведчики недр спят и видят во сне возвращение былых хозяев, чтобы преподнести им результаты своего труда, — за пределами нашей книги. Для политического каннибализма 30-х годов прошлого века, когда коммунисты истребляли коммунистов, возможно и другое объяснение — спецслужбы того времени оказались в роли холуев Великого Диктатора. Они не были способны предвидеть результаты своей деятельности. Они также платили по общему счету наравне со всей страной, но это уже проблемы самих органов, с которой предстоит разбираться специалистам.
Отметим еще одно важное обстоятельство. Судя по «делу Р. Л. Самойловича», жертвы НКВД, включая тех, кто в своей работе имел претензии к Шмидту, после всех усилий следователей не стремились «утопить» шефа, как это видно по материалам из архивов «Мемориала». Судя по стенограмме допроса от 29 августа 1938 года, арестант, наконец, после всех усилий следствия (его методы известны) «…решил честно рассказать о своей шпионской, антисоветской деятельности», для начала признав себя германским, а позднее еще и французским агентом. Разумеется, подобные «признания», не подтвержденные из других источников, были очевидной липой, что и явилось основанием для реабилитации Самойловича после XX съезда КПСС. Тем не менее подобные признания по-своему показательны: «Я действовал вместе со Шмидтом… Наша линия подбора антисоветских кадров привела к образованию во всех звеньях Главсевморпути, в частности в ВАИ, в гидрографическом управлении, активно действовавших антисоветских гнезд» (л. 23).
Подобная практика читателю (как и следствию) уже известна из майской статьи в «Советской Арктике» и доноса Бубнова. Новым является только причастность к этой злодейской деятельности Отто Юльевича. Очевидно, доказать последнее и стремились следователи НКВД, натолкнувшись, однако, на скрытое сопротивление подследственного, что нетрудно проследить по содержанию документа.
