Юрий Безелянский - Улыбка Джоконды: Книга о художниках
Заметки с вернисажа на Волхонке
Маски повсюду, веселые маски,
Хитро глядят из прорезов глаза.
Где я? В старинной чарующей сказке?
Но отчего покатилась слеза?..
Вадим Шершеневич, 1910Заметки с вернисажа на Волхонке («Сумасшедший писал, сумасшедший купил, а нормальные люди смотрят»)
Выставка «Морозов и Щукин – российские коллекционеры. От Моне до Пикассо» открылась 30 ноября 1993 года в Пушкинском музее на Волхонке. После 21 января 1994 года 120 собранных вместе шедевров отправились в Санкт-Петербург, в Эрмитаж. Спонсоры выставки: немецкий концерн «Рургаз» и российский «Газпром».
Из каталога к выставкеВстреча берегов Марны и Москвы-реки
На улице сыро и холодно. Транспорт переполнен. В душах москвичей сумятица. Экономика с политикой вкупе с экологией берут за горло. Трудно дышать. Все кажется серым и безысходным. А тут, в Музее изобразительных искусств им. Пушкина, царствуют роскошь цвета и нега искусства. Оледеневшие сердца пришедших на выставку оттаивают в этом настоящем Эдеме. Зрители передвигаются мелкими шажками, подолгу всматриваясь в холсты, то отходя, то приближаясь к ним, неспешно наслаждаясь творениями мастеров прекрасного. Впрочем, так и нужно двигаться по вернисажу.
«Многие упускают из виду, – справедливо писал Фернан Леже, – что глубокое понимание живописи, как и любой другой вид духовной деятельности, требует времени… Надо добрых пять минут, чтобы решить, нравится вам галстук или нет. Чтобы понять картину, надо времени побольше».
Бегло хотя бы представим некоторые картины (бегло – чтобы не лишить удовольствия читателей, которые захотят перейти в категорию зрителей если не на этой выставке, то на очередном другом вернисаже). На Волхонке произошла встреча двух полотен Огюста Ренуара. Портрет актрисы Жанны Самари из коллекции Ивана Морозова, хранящийся в музее на Волхонке, наконец-то встретился с полным портретом в рост из Эрмитажа (собрание Михаила Морозова). Жанна Самари в двух лицах. Два варианта одной и той же прелестной женщины. И оба чрезвычайно выразительны. Невольно вспоминаются слова Роберта Фалька: «Для меня Ренуар в своих портретах женских гораздо больше говорит об эпохе, стиле той жизни, о характерах, чем документальные романы Золя».
«Бульвар Капуцинок в Париже» Клода Моне мы видели в музее не раз, но каждый раз упиваемся им, он бесподобен. А «Стога»? А «Белые кувшинки»? Удивительный эффект создает картина «Чайки. Лондон, здание парламента». Очертания здания погружены в нежный бледно-фиолетовый туман. В нем парламент как бы растворяется и плывет. Куда? Но это уже чисто политический вопрос, не относящийся к живописи.
На картине Альфреда Сислея «Городок Вильневда-Гаренн» – наоборот, все четко, зримо, ясно, осязаемо. И, конечно, прекрасно… Бессмертный «Оперный проезд в Париже» Камиля Писсарро. Когда я вижу это полотно, то всегда вздрагиваю от похожести парижского здания и «Метрополя» в Москве. Узнаваемость похожих архитектурных стилей… Поль Синьяк. Пламенеющая «Сосна Бьерто. Сен-Тропез». Неотразимо фосфоресцирующие краски неба и воды на холсте Поля Сезанна «Берега Марны». С другой картины Сезанна на вас направлен тяжелый взгляд «Мужчины, курящего трубку». Сергей Щукин любил этого французского художника. Он говорил: «Сезанн – это корочка черного хлеба после мороженого».
«Прогулка заключенных» Ван Гога. Так и просятся из памяти строки Арсения Тарковского:
Пускай меня простит Винсент Ван Гог
За то, что я помочь ему не смог.
Жаль, что в Москву не удалось привезти ван-гоговское «Ночное кафе», знаменитое место, «где можно сойти с ума». Хотя, с другой стороны, таких сумасшедших мест в России много, но, увы, ни одно из них не имеет отношения к искусству.
Нет «Ночного кафе» Ван Гога, зато есть «Кафе в Арле» Поля Гогена. Леонид Пастернак, отец поэта, вспоминал, как он однажды вместе с Валентином Серовым посетил Сергея Щукина и тот лукаво сказал: «А вот я покажу вам», достал запрятанного первого Гогена – мавританскую Венеру с веером – и, смеясь и заикаясь, добавил: «Вот – су… су… сумасшедший писал, и су… су… сумасшедший купил».
Нет, это не сумасшествие. В одном случае это – вдохновение, в другом – чутье. Чутье на подлинное искусство.
В отдельном зале музея представлена стеновая живопись Мориса Дени, одного из главных теоретиков французского символизма. Шесть панно «История Психеи» украшали особняк Морозова на Пречистенке. Александр Бенуа по этому поводу писал: «Иван Абрамович Морозов расхрабрился до того, что дал Дени возможность высказаться вполне». После Октября картины-фрески томились долгие десятилетия в запасниках. И вот снова в центре внимания. Удивительные теплые и нежные обнаженные фигуры, от которых веет ароматом и лаской. Классическая гармония, ничего не скажешь.
А вот скульптуры Аристида Майоля несколько ошеломляют современных людей, приученных к фотомоделям, у которых ноги растут прямо из шеи. А у Майоля обычные женщины, крутобедрые, с тяжелыми ногами. Не фотомодельные эфемерности, а истинно земные и плотские существа.
Вы не устали? Тогда продолжим променад по выставке. Пьер Боннар. Холст «Утро в Париже». Ах, опять этот неизбывный Париж – демон-искуситель российской интеллигенции, вечно он притягивает и манит. Сам Боннар был любимцем Ивана Морозова, в его коллекции было 30 работ этого мастера.
Морис Вламинк. «Вид на Сену». Все те же парижские мотивы. Так хочется вновь постоять там на набережной, полюбоваться Нотр-Дамом и собором Сент-Шапель… Но отвлекает женщина – очаровательная «Дама в черной шляпе» – портрет кисти Кеса Ван Донгена. Дама прибыла из Эрмитажа в столицу. Прошу любить и любоваться!.. Не могут оставить равнодушными и прибывшие с берегов Невы «Модистки» Альбера Марке.
Совсем иные чувства вызывает противоречивый Андре Дерен. Солнечно бликующий холст «Просушка парусов» и тревожно-загадочная, таинственная «Роща». А вот и Анри Матисс – пир для глаз, бальзам для души. «Люксембургский сад» и «Посуда на столе» после долгого перерыва экспонируются в Москве.
«Я стремлюсь к искусству, исполненному равновесия, чистоты, оно не должно беспокоить и смущать. Я хочу, – говорил Матисс, – чтобы усталый, надорванный, изнуренный человек перед моей живописью вкусил покой и отдых».
«Танец» Матисса – это освобождение от всех тревог и забот. Это праздник духа и тела, чего нельзя сказать о Пабло Пикассо. У испанского маэстро все напряжено, давяще и проблемно задумчиво. Впрочем, сегодня мы все в позе «Любительницы абсента» с сосредоточенным взглядом, не то вспоминая нехорошее прошлое, не то страшась еще более плохого будущего…
