Василий Балакин - Творцы Священной Римской империи
Этот тактический прием в конечном счете сыграл решающую роль в исходе битвы, состоявшейся, как пишет Титмар Мерзебургский, 13 июля 982 года (впрочем, по другим источникам датировка колеблется между 13 и 16 июля). Рыцари в войске императора были полны решимости победить или умереть. Некий граф Конрад завещал в случае собственной гибели передать все свои владения в Лотарингии монастырю Св. Горгония в Горце. Расставаясь с жизнью, люди думали о спасении души. Всей своей мощью немцы обрушились на противника, и завязалась жестокая битва. Абуль-Касим, видимо, недооценил ударную силу тяжелой конницы императора, однако в тактическом отношении сарацины, имевшие большой опыт войн с византийцами, превосходили северного противника, на которого к тому же изнуряюще действовала июльская жара. Первая атака немецкой конницы оказалась сокрушительной. Боевые порядки сарацин были расстроены, и рыцарям удалось прорваться в самый центр вражеского войска, где в окружении наиболее доблестных воинов находился эмир Абуль-Касим, который вскоре и был сражен ударом меча. Арабы пришли в смятение и начали беспорядочно отступать, однако немцам не суждено было долго ликовать, поскольку из горных ущелий вылетела находившаяся в засаде вражеская конница. Те сарацины, которые уже было обратились в бегство, воспрянули духом и с новой силой обрушились на воинов императора, измученных не столько битвой, сколько южным зноем. У них уже не было сил противостоять свежему пополнению противника. Спустя короткое время арабы одержали победу. Мало кому из немцев удалось бежать — большинство были убиты (а вернее, добиты, находясь в состоянии полного изнеможения от усталости, зноя и жажды) или попали в плен. Среди множества павших в тот день источники упоминают епископа Аугсбургского Генриха, герцога Франконии Удо, императорского копьеносца Рихара, герцога Капуи и Беневента Ландульфа и его брата Атенульфа, немецких графов Титмара, Гебехарда, Гюнтера, Эцелина, Буркхарда, Деди, Кунимунта, Ирмфрида, Арнольда, Берхтольда, Верингара, двух Бецелинов и двух Конрадов. Епископ Верчелли Петр в числе многих других попал в плен.
Сам император находился в величайшей опасности. Убедившись в невозможности изменить исход битвы в свою пользу и собрать под свои знамена обратившихся в бегство, он вместе с герцогом Баварии Отто и несколькими верными ему людьми стал отходить к берегу. Затем по совершенно непонятным причинам (ни один из источников не дает объяснения) он решил спасаться в одиночку. В то время как остатки его войска отступали по суше (а точнее говоря, просто продолжали движение, поскольку сарацины вскоре прекратили преследование), сам он верхом на коне пустился, попутно срывая с себя доспехи, вплавь по морю в направлении видневшегося корабля, на борт которого его вскоре и подняли. Если бы рассказ об этом морском приключении Оттона II содержался лишь в одном источнике, его достоверность наверняка подвергли бы сомнению, столь авантюрной и невероятной представляется эта история. Впрочем, и многократное повторение того или иного сообщения в разных источниках не гарантирует его достоверности, ибо мифы живучи, и чем невероятнее, авантюрнее история, тем охотнее ее пересказывают. Оказалось, что корабль принадлежал грекам, для которых германский император представлял собой ценнейшую добычу, однако ему удалось на первых порах сохранить инкогнито. Когда же моряки узнали, кого они в действительности подняли на борт, Оттон II сумел соблазнить их обещанием богатого выкупа, и те согласились доставить его в Россано. Приплыв к месту назначения, император послал доверенного человека к супруге и епископу Дитриху, которые уже знали о катастрофе, принимая в крепости остатки разбитого войска, и сильно опасались за Оттона II. Но и в Россано продолжились его приключения: ему удалось, прыгнув за борт, бежать на берег даже без уплаты выкупа. Стены Россано защитили его и остатки его войска от дальнейшего преследования. Здесь император встретился с супругой, и между ними в первый и последний раз в жизни произошла ссора, вызванная тем, что Феофано будто бы посмеялась над поражением немцев, до небес превознося доблесть своих земляков-греков. Достоверность этого сообщения, содержащегося в жизнеописании епископа Мецского Дитриха, столь сомнительна, что его не следовало бы и упоминать, если бы о нем не говорилось практически во всех работах, где речь идет о политике Оттона II. Императрицу-гречанку многие в Германии не любили (сильно недолюбливал ее и Дитрих Мецский), рассказывая про нее небылицы, одну из которых и увековечил автор упомянутого жизнеописания. Феофано была слишком умна и воспитанна, чтобы позволять себе столь неуместные шутки.
Казалось бы, сокрушительное поражение, сопряженное с большими потерями отборного воинства, — очевидный факт. Спустя годы Бруно Кверфуртский, автор Жития святого Адальберта Пражского, будет оплакивать гибель лучших рыцарей, «пурпурного цвета отечества, белокурой красы Германии». И тем не менее в литературе встречаются различные оценки этого события и его последствий для Оттона II. В суждениях одних проступает откровенная горечь: поход в Южную Италию не был подготовлен, в частности, в дипломатическом отношении; если Оттон I здесь продвигался осмотрительно и разумно, то Оттон II перенапряг силы и собственной неудачей причинил большой ущерб немецкому народу. Другие акцентируют свое внимание на том, что это первое тяжелое поражение императора из династии Оттонов имело негативные моральные последствия, особенно в Германии, где оно еще долго отзывалось эхом в более поздних сообщениях. Зато третьи склонны рассматривать эту неудачу как своеобразный показатель успешности политики Оттона II в целом, поскольку и после его поражения нигде в Италии не возникло сопротивления ему; в результатах сражения на мысе Колонне они не усматривают катастрофы ни для Оттона II, ни для Империи, ибо, несмотря на большие потери немцев, сарацины из-за гибели своего эмира покинули континент. Действительно, само по себе это поражение, при всей своей сокрушительности, не было и не могло быть катастрофой для Оттона II — подлинной катастрофой оказалась его безвременная кончина спустя год с небольшим. Если бы ему было суждено прожить более долгий век, он, вероятнее всего, остался бы в памяти потомков не этой роковой неудачей, о которой чаще всего вспоминают, подводя итоги его правления в целом.
И все же битва на мысе Колонне весьма неблагоприятно повлияла на положение императора в Южной Италии, равно как и на его репутацию в целом. Правда, наибольшую выгоду от поражения немцев извлекли не сарацины, которые, лишившись предводителя, не смогли воспользоваться одержанной победой. Не помышляя о продолжении священной войны, они вернулись на Сицилию, так что в глазах обитателей Южной Италии поражение немцев на мысе Колонне обратилось в их победу. В воспоминаниях сарацин боль из-за гибели эмира жила дольше, чем радость от одержанной победы. И хотя спустя несколько лет они возобновили свои грабительские походы на полуостров, все же получилось так, что византийцы и без вмешательства немцев смогли укрепить свое господство в Апулии и Калабрии. Именно Византия извлекла наибольшую выгоду от военного конфликта немцев с сарацинами.
