Людмила Ивонина - Мазарини
Николя было поручено взять на себя самую ответственную и трудоемкую часть работы, на что он и претендовал. А после смерти Сервьена в феврале 1659 года он стал единоличным сюринтендантом финансов.
Не исключено, что внушительное состояние Николя – от трех до четырех миллионов ливров – сыграло решающую роль в выборе кардинала. Изнуренному войной и Фрондой королевству требовались прежде всего финансы. Восемь лет Фуке совершал тяжкую работу «по доставанию» денег. Основной стержень его политики – это кредит, кредит без меры и совести. Поскольку война с Испанией продолжалась, кредит был необходим, и первый министр принимал эти принципы его незыблемости. Фуке любил повторять: «Никогда не угрожать банкротством, не говорить о банкротстве 1648 года иначе как с отвращением, как о причине беспорядков в государстве, дабы никто не мог и подумать, что мы способны его повторить; никогда не урезать ни рент, ни жалованья… не говорить об обложении финансистов, угождать им и вместо того, чтобы оспаривать законность их процентов и прибылей, раздавать им вознаграждения и возмещения… Одним словом, главный секрет состоит в том, чтобы дать им получать прибыль».
Формально Фуке был подотчетен только королю, фактически – первому министру. Он всегда был готов снабдить Мазарини деньгами, в которых тот постоянно нуждался. Джулио с помощью сюринтенданта нажил многомиллионное состояние и ко времени своей смерти обладал фантастической суммой в пятьдесят миллионов ливров. Были богаты не только Николя и его патрон. Все подчиненные Фуке являлись состоятельными людьми королевства. Он гордился этим и позже говорил: «Я был заинтересован в том, чтобы их считали скорее богатыми, чем бедными, потому что пользовался их кредитом».
Принципы святости кредита, проповедуемые сюринтендантом, вовсе не гарантировали интересов всех кредиторов государства. Правительство не могло аккуратно расплачиваться по своим обязательствам, и его невмешательство в кредитную систему оборачивалось постоянным ограблением мелких кредиторов крупными. Рядовые рантье, лишенные связей, теряли надежду получить свои деньги и продавали купленные облигации за бесценок. А влиятельные финансисты были способны добиться их реализации по нарицательной стоимости. Этим пользовались и сам сюринтендант, и Мазарини, и даже «честный» Кольбер. Казначейские билеты скупались, конечно, через подставных лиц. Прибыли были огромными.
В 1659 году Кольбер писал кардиналу о том, что старые билеты скупаются всего за 3—4 процента своей стоимости.
В 1650-е годы королевская казна постоянно пополнялась. Но источники того времени не дают ясного представления о финансах королевства. В бумагах Фуке царил хаос, отчетность велась на отдельных листках, которые он не хранил. Сводки дают представление о суммах, полученных центральным казначейством. А расходы?
Фактически Николя Фуке являлся непревзойденным взяточником, беззастенчиво грабил казну, но так, чтобы она не была пустой и постоянно пополнялась. Это был настоящий талант! Сюринтендант грабил всех, кого только мог. Его огромные доходы можно сравнить разве что с его не менее огромными расходами.
Примечательно, что, если ни один заимодавец или откупщик не мог удовлетворить его просьбу о кредите, он брал суммы из собственных средств. Так, в ноябре 1657 года, когда Мазарини оказался в серьезном положении из-за того, что солдатам французской армии давно не платили денег, Фуке дал государству в долг одиннадцать миллионов восемьсот тысяч ливров. В 1659 году долг французской монархии со стороны Николя Фуке достиг уже пяти миллионов. Вместе с Фуке и через него многие финансисты предоставили королю займы и авансы, помогая добиться военных побед и поддерживать блеск и славу двора. Могло ли это в конечном итоге нравиться Мазарини и особенно Людовику?
Стремясь создать себе влиятельную клиентелу, Фуке щедро раздавал пенсии и субсидии придворным, военным, должностным лицам, литераторам, деятелям искусства. Он строил себе великолепные резиденции, превосходящие по красоте и оснащенности удобствами королевские дворцы. По-настоящему Николя обуревали две страсти: дворцы и женщины, на которых он тратился без счета. Разве такой человек не мог не вызывать зависти?
Жизнь Фуке казалась постоянным праздником и чередой блестящих успехов. Да и сам он являл совершенный человеческий тип, запечатленный для потомков одним из его ближайших друзей – знаменитым художником Шарлем Лебреном. Лицо Николя было очень своеобразным. Большой лоб, прямой, немного длинноватый галльский нос. Под изогнутыми бровями выделяются красивые глаза. Их испытующий, острый взгляд буквально вонзается в собеседника и не выпускает его из поля зрения. На фоне бледных щек под тонкими усами с опущенными вниз концами вырисовываются сочные и яркие губы. С них не сходит улыбка, выражающая пресыщенность и разочарование.
Весь облик Фуке являл подлинную аристократичность. На портрете он строго, но по моде одет в черные одежды из дорогой ткани. На праздниках, конечно, он одевался более пышно и менее строго, предпочитая итальянские костюмы, что весьма импонировало Мазарини. Руки у сюринтенданта финансов были тонкими и гибкими, как у музыканта, постоянно касавшегося нежных струн скрипки или виолончели. Но, возможно, то были руки опытного любовника, знающего толк в ласках. Женщины это чувствовали и любили его не только за красивую внешность и богатство. Однако существовало исключение – Луиза де Лавальер, первая настоящая любовница Людовика XIV, любила всю свою жизнь только одного короля и отвергала настойчивые ухаживания Фуке.
Своим «недобропорядочным богатством» сюринтендант создал себе столько же врагов, сколько и друзей. Его амбиции постоянно сталкивались с амбициями других людей. Фуке отличался непомерным самомнением и необузданной гордыней. «Разве есть что-то недоступное для меня?» – таков был девиз этого самонадеянного человека. Казалось, он мог купить все на свете и построить резиденцию, которой завидовали бы богатейшие властители Европы.
Именно таким он построил в своем владении Воле-Виконт дворец, способный поразить воображение самых тонких ценителей прекрасного и поднявший престиж хозяина на недосягаемую высоту. Для строительства были разрушены три деревни и приглашена самая блестящая «команда» деятелей искусства того времени. Все детали меблировки, внутренней отделки дворца, архитектурного замысла в целом были детищем архитектора Луи Лево, художника Шарля Лебрена, скульпторов Франсуа Жирардона и Франсуа Ангье, садовника Андре Ленотра. Работы начались в 1656 году и продолжались около трех лет. На строительстве трудились восемнадцать тысяч человек, а расходы превысили восемнадцать миллионов ливров. Богатство, власть и популярность сюринтенданта финансов представлялись современникам фантастическими.
