Илья Фаликов - Борис Рыжий. Дивий Камень
I
Мелодекламация по стихам ушедших поэтов: исполняют актеры Максимилиан Потемкин, Светлана Андрийчук
II
Доклады:
АЛЕКСАНДР БАРДОДЫМ (1966–1992) — рассказывает Олег Демидов
МАКС БАТУРИН (1965–1997) — рассказывает Андрей Филимонов
АРТУР ВОЛОШИН (1961–1991) — рассказывает Валерия Мухоедова
МАРИНА ГЕОРГАДЗЕ (1966–2006) — рассказывает Ирина Суглобова
АННА ГОРЕНКО (1972–1999) — рассказывает Клементина Ширшова
ДМИТРИЙ ДОЛМАТОВ (1970–1991) — рассказывает Елизавета Станиславская
АЛЕКСАНДР ЕГОРОВ (1956–1993) — рассказывает Владимир Коркунов
БОРИС РЫЖИЙ (1974–2001) — рассказывает Ольга Ермолаева
ТАРАС ТРОФИМОВ (1982–2011) — рассказывает Илья Ненко
ЖАННА ТУНДАВИHА (1979–2013) — рассказывает Стас Нестерюк
АНДРЕЙ ТУРКИН (1962–1997) — рассказывает Света Литвак
ДМИТРИЙ ЧЕРНИЧЕНКО (1987–2014) — рассказывает Максим Бессонов
16 НОЯБРЯ, воскресенье, Институт журналистики и литературного творчества (Калашный пер., д. 3, м. «Арбатская»), 15.30:
Ведущие: Борис Кутенков, Ирина Медведева, Елена Семенова
I
Доклады:
АНДРЕЙ АНИПКО (1976–2012) — рассказывает Людмила Иванова
ДМИТРИЙ БАННИКОВ (1969–2003) — рассказывает Игорь Куницын
КИРИЛЛ САВИЦКИЙ (1985–2011) — рассказывает Денис Вафа
КСЕНИЯ БОЛДЫРЕВА (1987–2014) — рассказывает Алексей Караковский
ЮЛИЯ БОНДАЛЕТОВА (1973–2013) — рассказывают Елена Семенова, Борис Кутенков (по материалам друзей)
СВЕТЛАНА ГОРШУНОВА (1974–2001) — рассказывает Александр Емельяненко
КОНСТАНТИН ГРИГОРЬЕВ (1968–2008) — рассказывает Андрей Добрынин
ЕВГЕНИЯ КУЗНЕЦОВА (1985–2011) — рассказывает Татьяна Мосеева
ВЛАД КЛЁН (1981–2010) — рассказывает Анна Грувер
АНДРЕИ ПАНЦУЛАЯ (1958–1991) — рассказывает Ольга Кольцова
II
18.45 — круглый стол «Поэтическая молодость и ранняя смерть»
Вступительные доклады:
Александр Лаврин: «Поэт и смерть: быт, экзистенция, выбор пути»
Игорь Волгин: «Поэзия и смерть»
Тебе не страшно, читатель?
Его последней строкой была «Я всех очень любил без дураков». Он оставил ее на листе бумаги, лежащем на столе около балкона: написал стоя, уже уходя. Жизнь его кончилась, и всё, что было потом, — уже другая книга.
Последний год Бориса — волна высокой лирики, обращенной к жене. «Я подарил тебе на счастье…», «Элегия» («Благодарю за каждую дождинку…»), «Веди меня аллеями пустыми…», «Вспомним всё, что помним и забыли…», «Помнишь дождь на улице Титова…», «Ты танцевала, нет, ты танцевала…», «Я по снам по твоим не ходил…», «Я по листьям сухим не бродил…», «Не покидай меня, когда…», «Не безысходный — трогательный, словно…», «Осыпаются алые клёны…», «А грустно было и уныло…». В этот ряд вторгаются стихи с другой героиней — Элей («Стань девочкою прежней с белым бантом…», «Рубашка в клеточку, в полоску брючки…»), но, будучи замечательными, не они делают погоду. Скорей всего это зыбкий знак общей потери. В стихах Ирине — абсолютная определенность адреса.
Помнишь дождь на улице Титова,
что прошёл немного погодя
после слёз и сказанного слова?
Ты не помнишь этого дождя!
Помнишь, под озябшими кустами
мы с тобою простояли час,
и трамваи сонными глазами
нехотя оглядывали нас?
Озирались сонные трамваи,
и вода по мордам их текла.
Что ещё, Иринушка, не знаю,
но, наверно, музыка была.
Скрипки ли невидимые пели
или что иное, если взять
двух влюблённых на пустой аллее,
музыка не может не играть.
Постою немного на пороге,
а потом отчалю навсегда
без музы́ки, но по той дороге,
по которой мы пришли сюда.
И поскольку сердце не забыло
взор твой, надо тоже не забыть
поблагодарить за всё, что было,
потому что не за что простить.
Последний день Бориса. Если написать конспективный дневник от его лица, это будет выглядеть так.
6 мая 2001. Пошел ночевать к родителям, потому как Ирина утром уходила раньше, разбудить бы не смогла, а на завтра были намечены неотложные дела. Явочным порядком вечером явились трое — Е. Тиновская, А. Верников, юный Д. Теткин. Который вел разговоры об «ужасе поэтического существования» и, ознакомившись с версткой новых стихов в «Знамени», говорил об их музыкальности. Надоело. Первым часов в восемь ушел Верников. Несколько раз заглядывала мама. Остальные ушли через час. Вышел провожать к лифту. Пошел домой, после десяти звонил Дозморов, поболтали около часа, посмеялись. Вернулся к родителям, долго говорили с отцом о том о сем. В частности, о покупке автомобиля. С матерью — об Артеме.
…У Бориса в марте — апреле была депрессия. Знакомый доктор дал ему новые антидепрессанты, он принимал таблетки почти до мая, кризис вроде бы кончился, но тут существует сложность: именно в это время, по выходе из депрессии, надо особенно следить за собой. Он все время сидел дома, чувствуя: что-то должно случиться, что-то должно случиться. Звал Ирину в Питер, все время думал о петербургской премии «Северная Пальмира», звонил Кушнеру, Верхейлу, его успокаивали: получишь ты эту премию непременно. Он жаловался матери: больше ни о чем не думаю.
С отцом говорили часов до трех, пока тот не принял феназепам. Борис попросил маму: если можешь, посиди со мной. Она посидела рядом с ним, он вроде бы уснул.
В эту ночь, под утро, он ушел. Петлей послужил пояс от спортивного кимоно, прикрепленный к балконной двери. И где он его нашел?..
Москва — Челябинск — Екатеринбург — Санкт — Петербург — Ялта — Москва
2014–2015
ИЛЛЮСТРАЦИИ
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА Б. Б. РЫЖЕГО
