Ганс Киншерманн - Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта
14 апреля. Прошлой ночью мы остановились в Эгере, где получили щедрые походные пайки. Нам повезло поймать попутку от станции. Грузовик этот едет на склад военного снабжения, и мы преодолеваем на нем довольно приличное расстояние. Остальную часть пути мы совершаем пешком. Погода стоит прохладная, но, как бы в компенсацию этого, солнечная.
Дорога, что ведет сквозь чудесный сосновый лес, пошла мне на пользу, и я с удовольствием вдыхаю полной грудью лесной воздух. Я бы чувствовал себя совсем хорошо, если бы не давала о себе знать рана, которая из-за всех этих передряг начала гноиться. Так что я счастлив, что мы, наконец, достигаем Мариенбада. В местном госпитале мне наверняка окажут медицинскую помощь.
21 апреля. Время бежит здесь намного быстрее, и любой из нас был бы не прочь замедлить часы, будь это возможно. Мы с пристальным интересом наблюдаем за продвижением неприятеля на обоих фронтах. Каждый надеется, что американцы окажутся здесь первыми; более того, многие рассчитывают добраться до американских позиций пешком. Но американцы еще довольно далеко от этих мест. В Мариенбаде и его окрестностях по-прежнему тихо.
Выздоравливающих солдат вновь начинают отправлять на передовую. Так как я еще не полностью выздоровел, то остаюсь в госпитале для дальнейшего лечения. Моя рана все еще гноится; процесс, судя по всему, затронул и саму кость. Отлично! Я не слишком переживаю по этому поводу, поскольку боль вполне терпима.
29 апреля. Вчера прошел слух, что американцы придут с запада и, возможно, окажутся здесь, в Судетской области, раньше русских. Мы вздыхаем с облегчением и надеемся, что так оно и будет. Мариенбад — это по сути один большой лазарет, никаких боевых частей здесь нет. Следовательно, город будет сдан победителям без боя. Правда, на окраинах города и в лесах все еще остаются немецкие войска.
Ходят слухи о некоем упертом командующем, чьи солдаты пытаются оказывать американцам сопротивление. Несомненно, даже сейчас, когда военная драма неуклонно приближается к финалу, найдутся поврежденные умом войсковые командиры, которые будут беспрекословно следовать приказам Гитлера и сражаться до последнего патрона. Они вольны поступать, как им вздумается, но я надеюсь, что они будут делать это в одиночестве, не ставя под угрозу чужие жизни. Сражаться с американцами сейчас было бы не просто безумием, но и предательством по отношению ко всем раненым, находящимся в этом прелестном городе. Потому что поступить так — значит напрасно задержать американцев, и тогда первыми в Мариенбад войдут русские. В таком случае одному богу известно, что ждет нас, раненых, и гражданское население. Храни нас, Господь! Уж если нам суждено попасть в плен, то будем надеяться, что к американцам. Известно, что, в отличие от русских, они обращаются с пленными в соответствии с Женевской конвенцией.
30 апреля. Мы все чувствуем, что конец уже не за горами. Даже снабжение продовольствием прервано, и кое-кто начал подчищать склады. Сегодня я проходил лечение в госпитале, поэтому лишь под вечер узнал о том, что склад с военной формой разграблен. Все солдаты снуют вокруг в новых мундирах и сапогах. Мне удалось заполучить пару коричневых башмаков, которые оказались малы всем остальным.
1 мая. Ефрейтор Бирнат из нашего пансиона и обер-ефрейтор Фогель из моей комнаты неожиданно взяли в руки учебник английского языка. Они заучивают слова, которыми встретят американцев, и отрабатывают их произношение. Большинству из нас не по душе то, что они делают: по нашему мнению, они оба предатели и после нашего поражения с готовностью станут работать на врага, лишь бы заполучить хоть какие-то блага. Впрочем, не знаю, имею ли я право судить о них слишком строго. Возможно, они не держат зла на противника, в руки которого нас теперь передадут без суда и следствия. Эти двое служили в зенитной части и, значит, не видели ужасов фронта — счастливчики, они относительно легко отделались и потому смогут скоро забыть ее, в отличие от меня и многих других, которые прошли через ад Восточного фронта и сейчас стоят перед грудой развалин. Мне не дает покоя чувство, что меня обманули, и я ненавижу все, что так или иначе имеет отношение к этой войне.
4 мая. В последние несколько дней в город нескончаемым потоком прибывали отбившиеся от своих частей солдаты, но их тотчас же отлавливают и отправляют на передовую. Близлежащие леса сейчас ими кишмя кишат — люди ищут убежища на западе, чтобы только не попасть в лапы русским. Три дня назад мы узнали о самоубийстве Адольфа Гитлера и Евы Браун. Мы были потрясены тем, что гордый вождь нации решил свести счеты с жизнью столь малодушным образом. Правда, спустя несколько часов о нем уже забыли: с нас хватает собственных забот. Говорят, что русские уже совсем рядом и скоро окажутся здесь. Так что спим мы беспокойно. Да и как тут уснешь, когда поблизости с двух сторон грохочет вражеская артиллерия.
5 мая. Начало дня было облачным. Солнце нагрело молодую зеленую листву и ветви и прочертило четкие тени на аккуратных пешеходных дорожках. Трава в садах и парках темно-зеленая, а кустарник вдоль дорог в самом цветении и источает сказочный аромат. Этот весенний день прекрасен — не в последнюю очередь благодаря известию о том, что сегодня Мариенбад будет сдан американцам без боя. И мы вот уже в течение нескольких часов ожидаем бескровного прихода американцев.
Интересно, какие они? Когда мы узнаем об их приближении к городу, я и еще группа солдат идем по улице и останавливаемся возле большого госпиталя. Солдаты, раненные на Западном фронте, рассказывают, что американцы вооружены намного лучше нас, но гораздо более изнежены. Если бы их не кормили на убой и не будь у них такого количества оружия, им бы никогда не одолеть нас, немецких солдат. Да что там! Даже просто выжить в бою. Но к чему подобные сравнения? Они победители, и нам вскоре предстоит встретиться с ними лицом к лицу.
Теперь лязг гусениц слышится уже близко. Вот они! Идут! Я недоумеваю, отчего столько солдат сидит поверх танков, как если бы они готовились открыть огонь. Вскоре они совсем близко, и я чувствую, как у меня по спине забегали мурашки. Да они же точь-в-точь как русские, только форма другая! Они заняли позиции для стрельбы с колена и держат автоматы наготове. Их лица жестоки, в глазах настороженное выражение, так хорошо мне знакомое. Проезжая мимо нашей группы, они нацеливают автоматы на нас. Я вижу недобрый блеск в их глазах, читаю на их лицах готовность убивать. А еще я вижу страх. Неужели они не видят, что мы все в бинтах? Ни у кого и в мыслях нет оказывать им сопротивление. Или же они просто уважают немецких солдат, отсюда и их нервозность? Остается лишь надеяться, что никто из американцев, будь то белый или черный, не поддастся минутной ярости и не спустит курок. Потому мы сохраняем спокойствие и остаемся недвижимы, пока они не проедут. Но тут внезапно появляются несколько женщин и девочек с полевыми цветами в руках. Лед сломан!
