Марина Райкина - За кулисами. Москва театральная
Кошки, как уверяет худрук, – создания музыкальные: скажем, Зиглинда, которая приблудилась сама по себе («видимо, по зову сердца»), элегантно проходит оркестровую яму от одного конца до другого, неравнодушна к микрофонам и прочим техническим новинкам, особенно плунжерам во время их движения.
– Дима, а кто у тебя кормит и вообще следит за живностью? Есть такой человек?
– И не один. Кошки, конечно, на довольствии театра, но уже все из дома им несут вкусненькое. Но, заметь, у нас 600 человек, и есть риск перекормить наших Валькирий.
Бертман уверен, что его мохнатые Валькирии принесут его театру удачу и успех.
С кошками борются, гоняют по театру, но режиссеры их тайно любят. Кошка Брунгильда из «Геликон-оперы»В «Царской охоте» с артистами (Мария Аронова и Алексей Завьялов) играют уиппеты – собаки, которых искали по всей МосквеЗвание
Заслуженный – значит, заслужил. Заслужил – значит, заработал. Заработал – значит, сильно старался, чтобы выбиться в люди. А что такое выбиться в люди для артиста? Это значит получить звание: заслуженный артист РэСэФэСэРэ или народный артист СэСэСэРэ. Впрочем, последнего звания, как и самого СэСэСэРэ, с 1991 года не существует. Хотя отряд народных насчитывает до сих пор 1100 человек. Но с каждым годом он несет невосполнимые потери.
История со званиями всегда была непростой, полной драматизма, парадоксов и извращений. Да что там говорить, если
За одного Ленина одного народного давали
1
Для меня всегда было загадкой: для чего изобретены эти самые звания – заслуженный, народный, заслуженный деятель искусств, заслуженный работник культуры, известный в народе срамной аббревиатурой «засрак»? Что это? Особая государственная оценка труда художника? Моральная игрушка вместо адекватной оплаты труда? Идеологический поводок разной степени достоинства – золотой, серебряный, бронзовый? Или какая-то иная, недоступная моему пониманию штуковина, которой бредили и бредят, за которую бились и бьются?
В почетных званиях времен Советского Союза и КПСС существовала следующая иерархия:
1) народный артист СССР;
2) народный артист РСФСР (дальше шли народные всех имевшихся в наличии союзных республик);
3) заслуженный артист РСФСР.
Первое – самое высшее – условно можно приравнять к генеральскому званию. Второе – к полковничьему, ну а третье – что-то вроде майора будет.
Интересно, что народными артистами СССР № 1 и № 2 в 1936 году стали капиталист Станиславский и дворянин Немирович-Данченко. Это был очень хитрый политический маневр властей по дрессуре художников: с одной стороны, соввласть демократично закрывала глаза на буржуазное прошлое мхатовских отцов, а с другой – объявляла их своей собственностью. Впрочем, основателям МХАТа, в особенности Станиславскому, далекому от мирской суеты и при царе-батюшке, было все равно – живут они со званием или без оного.
Ну, о каком серьезном отношении к почетному титулу, полученному от большевиков, могла идти речь, если Константин Сергеевич мог позвонить товарищу Сталину и сказать:
– Иосиф… простите, любезный, позабыл ваше отчество…
– Виссарионович, – очевидно, хмурил брови на другом конце провода отец народов.
– Да-да, Иосиф Виссарионович, – продолжал Станиславский, – меня тут попросили зайти в запретитель…
Он даже не мог запомнить и правильно произнести слово «распределитель». Профессор РАТИ Геннадий Дадамян уверен, что почетное звание действительно было безразлично Станиславскому, хотя он при своем имидже большого ребенка прекрасно понимал, что творится в стране и как надо вести себя с властями.
– За все свои унижения он расплатился посмертным спектаклем «Тартюф», где ясно читалось его отношение к культу личности и земным вождям.
Но не в этом дело, а в том, что звание «народный артист Советского Союза» уберегло стариков от репрессий 37-го года. А вот звание «народный артист РСФСР» не спасло режиссера-новатора, любимца иностранцев Всеволода Мейерхольда. Народный оказался очень опасным и был арестован, мучим в сталинских застенках и расстрелян в 1940-м. Его судьба только доказывает, что почетные звания были прежде всего политическим инструментом.
Надо сказать, что с этими званиями с самого начала вышла путаница. Так, например, в феврале 1920 года Малый совет народных комиссаров специально заседал по поводу присвоения почетного звания артистке Малого театра Ермоловой. Марию Николаевну советская власть назвала просто – народная артистка, не уточняя, чего именно. А двумя годами раньше, в октябре 18-го, не имея нормативных документов, Шаляпина новые власти объявили народным артистом России. Чем дальше, тем больше со званиями будут происходить разные истории сомнительного свойства.
2
Государство, надо заметить, здорово устроилось с этими знаками отличия: вместо хорошей зарплаты хорошим артистам оно выдавало табличку плюс небольшой материальный прикорм. Согласно инструкции народный артист СССР, например, имел право на:
1) дополнительные 10 метров жилой площади;
2) пенсию республиканского или союзного значения;
3) медобслуживание в Кремлевке (заслуженные лечились в поликлинике на улице Заморенова).
А не по инструкции народным и заслуженным зарплату платили больше. И гарантировали место на Новодевичьем или Ваганьковском кладбищах. Ну как тут было не рваться? Как квартирный вопрос испортил москвичей, так вопрос званий испортил артистов.
Постепенно знаки отличия из государственной оценки труда превращались в опасную штуку, которая меняла психологию творческих людей в сторону патологии. О чем речь? Да о том, что звания стали предметом блата, торга, мены и сведения счетов. Цветочки расцветали на «почетной» клумбе махровым цветом.
Как только Борис Ельцин стал первым секретарем Московского комитета партии, он перетащил в столицу своего друга – главрежа свердловской оперетты Николая Курочкина, который был посажен главным же в московскую оперетту. К слову сказать, Курочкин – приличный режиссер, но к чужому двору явно не пришелся. И как только Ельцина сковырнули со Старой площади, зашатался и его опереточный друг. Но что же дальше? Нет, его не выгнали, а предложили уйти из театра в обмен на почетное звание. Он согласился. Правда, какое именно он получил – сейчас никто не помнит.
