Ион Деген - Война никогда не кончается (сборник)
На год позже (после окончания второго семестра ему пришлось целый год пролежать в госпитале – сказались результаты ранений), в 1951 году Ион Деген с отличием окончил медицинский институт, а затем прошел специализацию на кафедре ортопедии и травматологии Киевского института усовершенствования врачей. Однако между «окончил» и «прошел» случилась история, которая заслуживает быть рассказанной.
Долгие месяцы, проведенные в госпиталях, собственные увечья и сострадание к увечьям других вызвали желание быть не просто врачом, а врачом-ортопедом. Готовясь к этому, Ион параллельно с занятиями в мединституте посещал лекции по механике в университете. Будучи студентом, он уже имел научные публикации. И вот заседает комиссия по распределению молодых специалистов. В личном деле Иона Дегена две рекомендации в аспирантуру от известных профессоров, один из которых главный ортопед-травмотолог Украины. Ведет заседание комиссии приехавший из Киева начальник отдела кадров Минздрава.
– Поедете врачом-терапевтом в Свердловскую область, – решает он.
– Я инвалид Отечественной войны второй группы и имею право на свободный диплом. Но я согласен ехать куда угодно, только ортопедом.
– Советская власть, – грубо пресек его начальник кадров, – не для того тратила деньги на ваше образование, чтобы вы ставили ей условия.
Никто не мог поверить, что это произошло. Антисемитизм? Да, но не до такой же степени! Смириться? Это не для Иона Дегена.
Хождение по кабинетам Минздрава в Киеве оказалось бессмысленным. Потеряв несколько дней, Ион направился в ЦК компартии Украины. Его снова гоняли из кабинета в кабинет, пока в одном из них Ион не услышал от нагло и цинично ухмыляющейся рожи, что у еврея есть возможность доказать свою преданность Родине, только согрев своим сердцем вечную мерзлоту.
Ион ощутил полную беспомощность. Казалось бы, не вырваться из злобного, уверенного в своей безнаказанности круга. Но есть еще Москва и наивная надежда, что столичные начальники утихомирят украинских антисемитов. Однако в Москве оказалось еще хуже. Ровно в девять Ион приходил в бюро пропусков ЦК ВКП(б) на площади Ногина. Вдоль стены располагались кабины с телефонами, и чтобы попасть на прием, надо было набрать необходимый номер и подробно изложить свое дело. В случае успеха одному из офицеров МГБ, сидящему в окошке, давалась команда выписать пропуск. Выслушав рассказ Иона, телефон каждый раз объяснял, что он обратился не по назначению и давал другой номер. Ожидающих было много, и Ион снова и снова занимал очередь к телефону. Так прошло два дня. На третий день после бессонной ночи в девять часов утра он снова был на площади Ногина. После очередного телефонного разговора, ничем не отличавшегося от всех предыдущих, Ион не выдержал. Сказались и боль в зарубцевавшихся ранах, и накопившаяся обида. Ион рванулся к ближайшему окошку, и капитан МГБ, обалдев от неожиданности, услышал отборнейший мат. Он высунулся из окошка, пристально посмотрел на явно своего человека и его орденские планки и вдруг неожиданно спросил:
– Кем был на фронте, служивый? – Танкистом. – В каком корпусе? – Во второй отдельной гвардейской бригаде. – Иди ты! Да мы, бля, соседи! Я в сто двадцатой. Слыхал?
Стой, да ты, часом, не тот взводный, что первым вышел на Шешупу?
Постепенно остывая, Ион утвердительно кивнул головой. – Ну, бля, недаром тебя Счастливчиком называли. Надо же тебе нарваться как раз на меня. Чего тебе в ЦК-то?
Эмгэбист выслушал рассказ, попросил партбилет и паспорт и тут же позвонил по внутреннему телефону.
– Ну, бля, и вправду ты Счастливчик, – повторил он. – Иди на прием к зав. админотдела.
Около получаса, не прерываемый ни разу, Ион рассказывал заведующему административным отделом о себе, о распределении, о горечи и обиде. Даже впервые произнес слово «антисемитизм». Тот мягко пожурил его, напомнив, что коммунист не должен обижаться на свой Центральный Комитет. Тут же он позвонил в Киев и приказал заведующему административным отделом ЦК КП(б) Украины немедленно обеспечить зачисление Иона Дегена в клиническую ординатуру кафедры ортопедии и травматологии Института усовершенствования врачей. В Киеве, похоже, попытались возразить, на что из Москвы последовал раздраженный ответ: «Значит, будет один из 184!»
Так, среди 184 врачей, принятых в 1951 году в клиническую ординатуру, Ион Деген оказался единственным евреем. Но это еще не конец истории.
Наступил радостный день, когда профессор, заведующий кафедрой ортопедии, велел ему явиться на работу. Прошло три недели, наполненных тяжелой, но любимой работой. Подошел день получения первой врачебной зарплаты. Событие само по себе значимое, а тут еще и денег осталось на пару трамвайных билетов. Голодный и усталый, около получаса Ион простоял в очереди, чтобы услышать от кассира, что он не числится в ведомости на зарплату. Главный бухгалтер, к которому Ион тут же обратился, посоветовал немедленно отправиться к директору. В приемной директора сидели члены ученого совета, ожидая начала заседания. Иону сказали, что у него есть минут 15–20, и он может зайти. В огромном кабинете во главе длинного Т-образного начальственного стола под большим портретом товарища Сталина в тронообразном кресле восседал директор – многопудовый мужчина с крупным жирным лицом и маленькими глазками. Сбоку, на краешке стула присела рыжеволосая дама, секретарь парткома института.
– Клинический ординатор кафедры ортопедии? Деген? Впервые слышу.
– Простите, профессор, вот копия приказа по министерству. Оригинал вам был вручен три недели назад.
– Понятия не имею, – и директор снова спросил фамилию и снова повторил, что слышит ее впервые.
– А чего это вы с палочкой ходите? – Ранение. – Ранение, значит. При эвакуации или баловство какое? – Нет, в танке. Во время атаки. – Да ну! А я-то думал, что это у вас с детства. Значит, ранение?
– Да. – На фронте, говорите? – Да. – А как же! У вас, говорят, целая куча орденов, – и директор перечислил ионовские ордена, что свидетельствовало о полной осведомленности директора и очевидном его желании поизмываться над кажущимся беззащитным еврейчиком. Иону, опиравшемуся на палку, даже не предложено было сесть. Блинообразное лицо директора мерзко осклабилось:
– А говорят, что ордена можно купить в Ташкенте. Этого стерпеть Ион не мог. Он поставил свою тяжелую палку в угол буквы Т, подошел к директору, вытянутой левой рукой схватил вышитую сорочку вместе с волосами на груди, рванул на себя и тут же прямой правой всего себя вложил в удар. Алая струя хлынула из разбитого носа и два багрово-синих кровоподтека мгновенно вздулись, еще больше сузив маленькие глазки. Рыжая секретарь парткома издала мощный вопль, услышанный в приемной. Распахнулись обе половины двери, и появились члены ученого совета. Ион схватил свою палку и голосом, которым когда-то, перекрывая грохот танка, отдавал команды, произнес:
