Самия Шарифф - Паранджа страха
Не успели мы выйти из зала, как мальчики поспешили навстречу.
— Мама, а мсье судья разрешил нам остаться Канаде? — спросил Риан, как всегда, самый любопытный.
— Пока ничего не закончилось. Это только перерыв.
После обеда продолжим.
— Я тоже хочу с ним поговорить. Я попрошу его быть добрым и позволить нам стать канадцами. Мне нравится моя воспитательница, и я не хочу расставаться с друзьями. Я скажу ему, что хочу остаться здесь навсегда.
— Я знаю, ты мой взрослый мальчик. Но нужно подождать, пока судья не позволит тебе говорить.
Он быстро задышал, выказывая нетерпение.
К Каролине уже присоединилась Соня. Под предлогом кончины родственника она выпросила у своего начальника отгул, чтобы быть рядом со мной. Мысль, что в столь важный момент рядом со мной подруги, наполняла мое сердце гордостью.
Я была так взволнована, что не могла есть. Зато выпила несколько стаканов сока, чтобы заглушить жажду.
В какой-то момент я подумала о возможной неудаче, и на глаза навернулись слезы. Но благодаря подругам, которые держали меня за руки, я быстро успокоилась. Именно это мне было нужно больше всего.
С одной стороны, я хотела, чтобы все поскорее закончилось, с другой — боялась вопросов судьи. К счастью, время обеда вышло, и мои противоречивые чувства отступили на второй план.
Слушание продолжилось. Перед тем как войти в зал, я по очереди поцеловала детей и подруг. Здесь, в зале, мое тело моментально покрывалось гусиной кожей, и только присутствие адвоката не позволило мне полностью расклеиться.
Судья потребовал привести детей. Они вошли в сопровождении Каролины, которая сразу же отступила к двери, украдкой показав мне знак, означающий победу. Видимо, она решила, что это позволит поддержать мой боевой дух.
Дети, казалось, были впечатлены видом господина, которого я наделяла такой важностью. Не понимая до конца, что все-таки происходит, они верили в серьезность происходящего.
Судья спросил у каждого имя и возраст. По очереди близнецы назвались, а Зах ничего не сказал — он просто стоял и, глядя на судью, улыбался, корчил рожицы; он не понимал, зачем его сюда привели.
Вдруг Риан потрогал бабочку у судьи, и тот, воспользовавшись моментом, взял мальчика на руки. В моей голове прозвенел колокольчик: «Этот человек любит детей!»
— Иди ко мне, малыш. У меня есть к тебе вопрос.
Можешь рассказать мне, что произошло с тем злым бородачом в Алжире?
— Да, мсье. Этот человек был грязным и злым. У него был нож, который он приставил к моему горлу. Потом он сказал, что зарежет меня, как барашка.
— Вот как. А что было потом?
— А потом Элиас пришел меня спасти, потому что он сильнее. Мой брат настоящий Супермен! — сказал он, поглядев на Элиаса.
Услышав похвалу брата в свой адрес, Элиас поднялся и, ударив себя в грудь, заговорил. А почему нет, — наверное, рассудил он. Разве не он был настоящим героем истории?
— Мсье, это я его спас! Я дал бородачу пинка, а потом побежал за отцом, чтобы он помог нам и убил злого бородача.
— А что было дальше?
— Потом пришел мой отец. Он принес бомбу и кинул ее в бородача. Потом он кинул еще и еще. Семь бомб кинул, чтобы убить негодяя. Мой отец очень сильный. Он военный, у него есть оружие и бомбы.
Элиас выдумал собственную «правду». Я хотела вмешаться в рассказ сына, но судья дал мне знак молчать.
Слушая его версию, все более и более деформированную, я начала плакать. Я понимала, что, рассказывая свою историю, Элиас хотел только поддержать меня.
Может, он решил, что мы играем в новую игру? Но как отнесется к его выдумкам судья? Поймет ли он, что Элиас просто хочет, чтобы нас не выгоняли из страны?
Вместе со мной всхлипывали мои дочери, вызывая слезы у мадам Вантурелли и Каролины. Чтобы восстановить спокойствие в зале, судья попросил Каролину увести детей.
В дверях Риан остановился и поглядел на судью, к которому проникся доверием, может быть, потому, что тот был мужчиной, а Риану так не хватало отцовского тепла.
— Я хочу навсегда остаться в Канаде. С моими братьями, сестрами и мамой. Пожалуйста, мсье, не выгоняйте нас отсюда, — попросил он.
Он посмотрел на меня и последовал за братьями, ожидавшими его снаружи. На мгновение мне показалось, что судья расчувствовался от этой детской непосредственности, но партия еще не выиграна.
Судья снова приступил к расспросам. Спокойно, насколько могла, я отвечала. Судью сменила ассистентка.
Тоном обвинителя она просила назвать причины, по которым я не стала требовать защиты во Франции, а предпочла подвергнуться опасности сама и подвергнуть опасности своих детей, когда пересекала Атлантику с фальшивыми документами.
Она просто не понимала ситуации, в которой я оказалась во Франции. Прося защиты там, я рисковала: моих мальчиков могли вернуть их отцу, разделив мою семью навсегда. Неужели все, что я говорила с утра, не было услышано? Я натолкнулась на полное непонимание. Передо мной сидели двое бесчувственных людей, у которых вместо сердца был кодекс законов. Моя судьба ровным счетом ничего не значила. Усталость овладевала мною, делала уязвимой. Я уже не контролировала эмоции, поэтому говорила громко и не выбирая слов — я была уверена: терять мне нечего, Я не особо рассчитывала на понимание ими моего желания жить со своей семьей свободно, но умоляла принять во внимание мои страдания и особенно страдания моих детей. Подобно защищающей детенышей волчице, я выла от отчаяния и просила о милосердии. Если судья не пожелает сделать что-то для меня, пусть сделает это хотя бы для моих детей.
Судья объявил получасовой перерыв, чтобы дать мне время успокоиться. Опять пересохло горло, а под натиском нахлынувших эмоций я ощутила боль в груди.
Я ни о чем не жалела, я не считала, что сказала что-то лишнее, а просто чувствовала себя окончательно измотанной.
Медленно мы перешли в зал ожидания. Я чувствовала, что силы покидают меня. Во второй раз сыновья справились о решении судьи. Во второй раз я ответила, что пока еще ничего не известно. Каролина, подбадривая меня, просила держаться.
— Я держусь. Если даже решение судьи будет не в нашу пользу, я буду знать, что сделала все возможное. Если он откажет нам, то только потому, что он бесчувственный человек, либо потому, что я переоценила свои страдания. Может быть, другие эмигранты больше заслуживают жить здесь.
Чувствуя, что я теряю веру в победу, Каролина прижала меня к себе.
— Если кто-то этого и заслуживает, так это, конечно, ты, Самия!
Милая Каролина, она всегда была рядом в нужный момент! Пока мы разговаривали, Соня сидела в углу и тоже плакала. Она не понаслышке знала о подобных процедурах, и несколько лет назад она сама прошла через подобное испытание.
