Артур Вейгалл - Клеопатра. Последняя царица Египта
Вольноотпущенный Тирс был тактичным и понимающим человеком и мог обсудить с Клеопатрой сложившуюся ситуацию во всех ее аспектах. Царица всеми средствами стремилась сохранить свой трон и вполне могла отплатить Октавиану его собственной монетой, обманув его и заставив поверить в то, что она отдастся на милость победителя. Она очень внимательно отнеслась к Тирсу: давала ему долгие аудиенции и обращалась с ним, воздавая немалые почести. А Антоний, которого не допускали на их секретные обсуждения, день ото дня становился все озлобленней и подозрительней. Маловероятно, что Клеопатра согласилась на предложение убить своего мужа, но ситуация была такова, что она бы не очень возражала против его самоубийства, и осмелюсь предположить, что царица вполне откровенно обсуждала с Тирсом способ напомнить Антонию о его почетной обязанности. По утверждению Диона Кассия, Октавиан на самом деле отправлял Клеопатре послания любовного характера, но это, вероятно, не так, хотя Тирс вполне мог намекнуть, что сердце его господина тронула та смелость, с которой Клеопатра встретила свои несчастья, и что он жаждет завоевать ее расположение. Возможно, слухи о характере их совещаний достигли Антония, или, быть может, его ревность возбудили доверительные отношения вольноотпущенного с царицей, и он стал еще более подозрительным, чем раньше, и, видимо, стал вести себя так, словно его разум помутился. Антоний вдруг приказал своим людям схватить Тирса и сильно выпороть, после чего он отправил его назад к Октавиану с письмом, в котором объяснял свои действия. «Чрезмерное любопытство и дерзкие замашки привели меня в ярость, – написал он, – но поскольку я нахожусь в таких обстоятельствах, то от меня трудно ожидать большого терпения, но если это оскорбляет тебя, то в твоих руках мой вольноотпущенный Гиппарх: подвесь его и выпори для равного счета». Гиппарх, вероятно, переметнулся от Антония к Октавиану, так что и порка Тирса, и предложенная расплата стали тем черным юмором, который, по-видимому, сразу же понравился Клеопатре. Дерзость этого поступка доставила ей большое удовольствие, и она начала с большим уважением относиться к своему мужу, который, как выяснилось таким образом, еще был способен показывать себя как царь. Плутарх пишет, что с целью снять с себя его подозрения, которые были совершенно безосновательными, она теперь уделяла ему больше внимания и всячески ублажала его. И похоже, такая перемена в ее отношении к нему вселила мужество в сердце Антония, заменив мужественной осанкой ту унылую манеру себя вести, которая была столь заметна последнее время. Клеопатра, видимо, очень хотела доказать Антонию, что не обманет его, и стремилась дать понять это Октавиану. Когда прошлой зимой был ее день рождения, она отпраздновала его очень тихо, но день рождения Антония, который падал на это время, Клеопатра отпраздновала очень продуманно, подарив дорогие подарки всем тем, кто пользовался ее гостеприимством. Она словно желала, чтобы все люди знали: пока Антоний ведет себя как мужчина и вступает в свой последний поединок в союзе с тем духом авантюризма, который всегда отличал ее собственные действия, Клеопатра будет стоять с Антонием рядом до конца. Но если у Антония не хватит силы духа добиваться успеха, то тогда пусть он не стоит у нее на пути. Порка Тирса привела к временному примирению между царицей и ее мужем, и какое-то время Антоний действовал так, словно к нему вернулись былые энергия и смелость.
Узнав, что армия под командованием Корнелия Галла движется через Киренаику к западной границе Египта, Антоний поспешил отплыть с несколькими кораблями в Паретоний, чтобы обеспечить оборону этого места. Но когда он высадился на сушу, подошел к стенам крепости и вызвал командира, его голос потонул в реве труб, раздавшемся изнутри. Через несколько минут гарнизон крепости предпринял вылазку, погнал Антония и его людей назад в гавань, поджег несколько его кораблей и со значительными потерями отбросил его со своих берегов. Вернувшись в Александрию, Антоний узнал, что Октавиан приближается к Пелусию, такой же крепости на восточной границе Египта, которая находилась под командованием военачальника по имени Селевк; а вскоре после этого, ближе к середине июля, пришла весть о том, что Пелусий пал.
После этого Антоний, нервы которого были сильно взвинчены, яростно обвинил Клеопатру в том, что она предала его, тайно сговорившись с Селевком сдать крепость Октавиану в надежде умиротворить приближающегося врага. Клеопатра отвергла это обвинение и, чтобы доказать истинность своих слов, приказала арестовать жену и детей Селевка и отдать в руки Антония, чтобы тот мог казнить их, если окажется, что она состояла в тайной переписке с предателем; этот факт, видимо, окончательно доказывает ее невиновность.
Но подозрения снова лишили Антония силы духа и вытеснили зыбкую храбрость из его сердца. Подавленный и смятенный, он послал к Октавиану Евфрония во второй раз, теперь в сопровождении молодого Антилла, и дал им с собой большую сумму денег, с помощью которой он надеялся умилостивить своего врага. Октавиан взял деньги, но не стал слушать мольбы Антилла, просящего за своего отца. Эта миссия была в высшей степени неприятна Клеопатре, которая никак не могла понять, как человек может пасть так низко, чтобы пытаться подкупить своего врага с помощью золота, причем следует помнить, что это золото принадлежало его жене. Но ее удивление и боль, вероятно, еще более усилились, когда она обнаружила, что Антоний вслед за этим отправил в цепях к Октавиану бывшего сенатора по имени Туруллий, который был одним из убийц Юлия Цезаря, последним из оставшихся в живых (каждый из них нашел свою смерть, словно от руки мстительной Судьбы). Теперь Туруллий оказался во власти Антония, и, так как сын Клеопатры был наследником Юлия Цезаря, этого человека следовало передать в руки царицы для наказания. Но вместо этого Антоний отправил его к своему врагу таким образом, что это могло только означать, что он признает право Октавиана действовать в качестве представителя диктатора. Октавиан немедленно казнил Туруллия, исполнив тем самым последний необходимый акт мести от имени убитого Цезаря; но Антонию он не выразил никакой признательности за пленника. Не получив никаких гарантий помилования, Антоний какое-то время думал о бегстве в Испанию или какую-нибудь другую страну, где он мог спрятаться или вести партизанскую войну, пока какое-нибудь изменение политики Рима не позволит ему появиться там вновь. Но его благородная натура в конце концов проявила себя благодаря примеру Клеопатры, которая приняла решение защищать свою столицу; и Антоний снова взял себя в руки, словно для того, чтобы стоять рядом с царицей до конца. Их положение было хоть и плохим, но не безнадежным. Александрия была хорошо укрепленным городом. В городе по-прежнему было четыре римских легиона, которые оставались в Египте во время войны в Греции; там же были размещены и македонские части охраны дворца. Также не вызывает сомнений то, что за стенами Александрии находились значительные силы египетских войск, а в гавани находился флот, который возвратился после битвы при Акции, и много других боевых кораблей. Таким образом, наготове была грозная сила для защиты столицы. Этим солдатам так хорошо платили из бездонной египетской казны, что они находились в гораздо лучшем положении и были более довольны, нежели легионеры Октавиана, которым уже несколько месяцев не выплачивали жалованье.
