Готтлоб Бидерман - В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945
Во время допросов и пребывания в госпитале под охраной он никогда не проявлял внешних признаков физической боли. После смерти его тело забрало гестапо, и последнее место успокоения так и осталось неизвестным.
Последнее отступлениеВ июле и августе, несмотря на отсутствие официальной подготовки в этом виде искусств, мы стали мастерами по отходу и отступлению. Старые солдаты играли роль станового хребта батальонов. Разбитые на небольшие боевые группы, мы уже не принадлежали, как прежде, своей собственной дивизии, а постоянно перемещались из одной части в другую, причем внешне это казалось почти не запланированным или организованным. Мы в смысле снабжения и поддержки большей частью стали опираться на собственную находчивость и поняли, что любая ситуация способна внезапно измениться. Ранее при занятии частью новых позиций организация нормального снабжения и поддержки была обязательной вещью, что включало в себя установку орудий и доставку продовольственных пайков всем военнослужащим, а также продуманный план ухода за ранеными. С развалом обычного боевого порядка такое систематическое планирование уже не было возможно, и нам все чаще приходилось самим беспокоиться о себе, не ожидая и не рассчитывая на поддержку со стороны Верховного командования.
Мы создали чуткую, уверенную в своих силах разведывательную сеть, которая информировала нас об общем состоянии дел на фронте. В крупных масштабах отсутствие почты длительными периодами стало надежным признаком того, что произошла еще одна серьезная катастрофа. С наших фронтовых позиций не всегда можно было разобрать, что происходит в нескольких километрах от нас; но гренадеры, эти закаленные в боях ветераны, быстро оценивали ситуацию вокруг себя и инстинктивно догадывались о надвигающейся беде. На удалении мы слышали мощную артиллерийскую канонаду, когда противник готовился к нанесению удара на каком-нибудь участке фронта, а по отдаленной перестрелке и привычным звукам грохочущих моторов и громыханию траков, связанному с тяжелой техникой, мы могли определить, что справа или слева от нас совершается прорыв, и тем самым получали несколько драгоценных минут, чтобы спешно приготовиться к отходу, хотя приказ на это неизбежно приходил в самый последний возможный момент.
В ранние утренние часы я прибыл на наш новый участок обороны в районе Дюнабурга и принялся обустраивать линию обороны и инструктировать остатки боевой группы и I батальона 437-го полка. Со мной было несколько унтер-офицеров и ефрейторов. В нескольких сотнях метров позади нашей позиции мы обнаружили склад, где фельдфебель-снабженец охранял крупные запасы провизии, которые еще не успели перебросить дальше в тыл.
Мы спросили его, можно ли взять кое-что для гренадер, и как бы невзначай намекнули, что через несколько часов это самое место превратится в передовую, и добавили, что, по нашему опыту, первые мины начнут падать сюда примерно в полдень. Он ответил, что готов всей душой открыть нам склад, если еще есть время, чтобы раздать все наличное по боевым частям, но прибавил, что ему было приказано дожидаться транспорта для эвакуации, как он признался, огромных запасов муки, спиртных напитков и сигарет.
Я тут же доложил о ситуации в штаб боевой группы и запросил указаний в отношении этого склада, но ничего в ответ на получил. Тем временем стала прибывать наша 2-я рота, намеревавшаяся занять позиции перед складом, и среди солдат, как огонь, распространились слухи о сокровищах, ожидающих своей участи.
Появился командир 2-й роты в окружении своих гренадер. Пока фельдфебель-интендант увиливал от прямого ответа и колебался, стали подходить взводы пехотинцев в выцветшей, истрепанной форме и побитых маскировочных шлемах, прикрывающих их небритые, обожженные солнцем лица. Надвигались серо-зеленые колонны солдат, изнуренных боями, с гранатами на поясах, с автоматами, болтающимися на бедрах. А вот и пулеметчики с длинными, блестящими на солнце патронными лентами калибра 7,92 и фаустпатронами, переброшенными через плечо. Вдруг фельдфебель, похоже, догадался о совершенной серьезности ситуации. На него надвигался фронт. Он немедленно вскочил в свою машину и исчез в направлении тыла в клубах пыли, бросив на нас склад и все его содержимое.
Быстро нашлись телеги с лошадьми, и солдаты пулеметной роты вошли в склад, чтобы приступить к эвакуации запасов. Были вынесены в огромном количестве сигареты, продукты и напитки, и все это было разложено на обочине, чтобы солдаты других частей могли, проходя мимо, позаботиться о себе. Большая часть запасов была распределена до конца дня, когда склад оказался под неизбежным обстрелом со стороны русских артиллерийских батарей и в конце концов был уничтожен.
В течение следующих нескольких дней ефрейтор Гогенадель, мой бывший командир в рекрутский период, уничтожил свой девятый советский танк в ближнем бою, командуя взводом в 14-й противотанковой роте. В конце дня ему было приказано взять с собой трех человек с фаустпатронами в дорогу на машине. Эта дорога обозначала как бы разграничительную полосу между ними и соседней дивизией, и перед нами стояла задача блокировать этот путь для вражеских танков, которые могли попытаться ею воспользоваться. Примерно на полпути до намеченного пункта они натолкнулись на большую группу пехотинцев соседней дивизии, отходивших в направлении тыла, и те предупредили гренадер, что дальше идти нельзя, потому что приближается колонна русских танков.
Приняв во внимание это предупреждение, бойцы стали подыскивать хорошую позицию, как вдруг у грузовика отказала коробка передач. Взяв с собой два человека, Гогенадель пошел вперед пешком. За поворотом дороги они вдруг очутились перед несколькими русскими танками на расстоянии нескольких сотен метров. В вечерней полутьме ефрейтор смог разглядеть, что на броне танков полным-полно вооруженных до зубов пехотинцев, и гренадеры тут же нырнули в придорожную канаву, моля Бога, чтобы их не заметили. Когда колонна подошла поближе, ефрейтор с фаустпатроном на плече тщательно прицелился в первый танк и добился прямого попадания.
Вся колонна моментально остановилась, и пехотинцы попрыгали с танков и бросились в густой подлесок примерно в двадцати шагах от места засады, где затаился Гогенадель. И Гогенадель открыл огонь по группе русских из своего автомата. Огонь почти в упор, под которым вдруг оказались русские, в сочетании с густеющей темнотой породил кратковременный хаос во вражеских рядах. Они стали отстреливаться, но в темноте противотанковая группа перебежала на другую сторону дороги, где их дожидались другие солдаты, и ручные гранаты, брошенные русскими, без всякого ущерба взорвались в месте, покинутом несколькими секундами ранее.