Путь. Автобиография западного йога - Уолтерс Джеймс Дональд "Свами Криянанда (Крийананда)"

Вы видите, он не желает поражать нас удивительными событиями. Любовь — только ею он старается привлечь нас к Богу. Когда я впервые встретил его в 1920 году, он сказал мне: «Будете ли вы всегда любить меня так, как я люблю вас?»

«Да», — сказал я. Видите ли, я мог чувствовать его любовь. «Да, — сказал я, — буду».

Однако заблуждение велико. Порой, когда он говорил о наших будущих общинах и великолепных зданиях, а я видел его живущим в той маленькой комнате в Бостоне, почти в бедности, меня охватывало сомнение. «Когда, сэр? — обычно спрашивал я его. — Когда могут осуществиться такие великие дела?» Мастер сохранял спокойную уверенность. «Вы увидите, доктор, — сказал он, — Вы увидите».

Однажды ко мне в стоматологический кабинет пришел человек и начал изливать ложь за ложью на Мастера. Он говорил вполне правдоподобно. Хуже того, у меня не было фактов, чтобы возражать ему. Я не поверил его утверждениям, однако должен признать, что в душе был несколько смущен. Тот человек ушел. Прошло несколько минут. Вдруг я услышал шаги, решительно приближающиеся к моему кабинету. Дверь открылась. Вошел Мастер. Подходя ко мне, он внимательно смотрел мне в глаза. «Вы все еще любите меня, доктор?» — спросил он и слово в слово воспроизвел то, что говорил посетитель.

Позднее я узнал, что в то время Мастер находился в трамвае, в четырех или пяти милях от моего кабинета. Он сошел на следующей остановке и шел пешком всю дорогу с единственной целью помочь мне.

Потом Мастер спросил, не должен ли мне кто-нибудь значительную сумму денег. «Да, — сказал я, — мне должны».

«Если вы пойдете туда сейчас, вам возвратят долг». Я пошел туда, и должник немедленно со мной рассчитался».

«Сколько раз Мастер помогал мне и моей семье! — заключил доктор. В его глазах светилась благодарность. — Когда у моей матери был сильный паралич, он продлил ее жизнь. Когда у моей дочери, Бренды, случился припадок, а она тогда была еще ребенком, Мастер излечил ее.

В то время я гостил у Мастера. Эту печальную весть я узнал по телефону. Как только Мастер узнал о случившемся, он ушел за занавеску. Через минуту он появился с сияющим лицом: «Не беспокойтесь, доктор, с ней будет все в порядке. У нее больше никогда не будет приступов». Одной из сложностей болезни такого рода является возможность рецидивов в будущем. Однако в случае с Брендой рецидивов не было».

Когда мы в тот вечер прощались с доктором Льюисом, то от души благодарили его, что он столь щедро поделился с нами своими удивительными переживаниями.

Осенью 1949 года Мастер просил меня вместе с несколькими другими монахами продемонстрировать позы йоги перед Свами Преманандой — индийским учеником, приехавшим в Маунт-Вашингтон из Вашингтона, округ Колумбия, где он был священником церкви Общества Самоосознания. Хатха-йогой я владел довольно посредственно. Многие позы вообще были мне не по плечу. Однако в тот вечер в присутствии Мастера я легко смог выполнить даже самые трудные упражнения. С того дня меня стали воспринимать как «эксперта» Общества Самоосознания по хатха-йоге. Я позировал для фотографий, которые иллюстрировали упражнения в ряде статей журнала «Самоосознание». Если требовалась где-то продемонстрировать позы, выбор падал на меня. Когда у Мастера были гости, он часто просил меня обслуживать обед, а потом — показать им упражнения. Разве можно было почти без всяких усилий добиться такого успеха?

Однажды Мастер, сидевший в нашей столовой, разговаривая с монахами, задумчиво посмотрел на меня. «Почему бы тебе не отпустить бороду, Уолтер?»

— Вы действительно так думаете, сэр?

Я был поражен. В те дни редко кто носил бороду. Несколько других монахов впоследствии пытались отрастить бороды, но Мастер наложил вето на их планы, заметив: «Я не хочу, чтобы мои мальчики выглядели как дикари!» (Возможно, он чувствовал, что достаточно одного «дикаря»!)

— Попробуй, — сказал он.

Я был благодарен ему, когда вскоре он пригласил меня провести с ним несколько недель в Твенти-Найн-Палмз. Чтение лекций в церкви Голливуда с едва появившейся на лице щетиной грозило обретением репутации первого бродяги-священника Голливуда. Однако независимо от того, был мой вид «диким» или нет, когда борода отросла, я стал выглядеть старше и более зрелым.

В Твенти-Найн-Палмз Мастер сказал мне наедине о планах поездки со мной следующим летом в Индию. Я был в восторге. «Я уверен, что смогу выучить бенгальский язык, — сказал я. — Я уже говорю на нескольких языках».

«Ты овладешь им очень легко», — заверил он меня. Он стал произносить ряд бенгальских слов: хатх (рука), чок (глаза), мукх (рот), нал (нос), кан (уши). Как потом оказалось, реальная возможность использовать эти слова появилась у меня лишь через девять лет. Но все это время я их помнил. Стоило мне вспомнить день, когда он произносил их, и я слышал его голос в себе, как будто он говорил их сейчас.

Это свидетельствует о том, что он мог даровать мне благословение большее, чем способность владеть телом в необычных позициях: способность помнить слова, сказанные им, точно так, как он их когда-то произнес. «Как иначе, — спрашивал я себя, — я мог вспомнить эти слова и интонации, если он говорил их на чужом языке?»

Однажды в Твенти-Найн-Палмз он рассказывал мне историю встречи Лахари Махашаи с Бабаджи. Он цитировал слова Бабаджи, сказанные на хинди: «Лахири, ту агая (ты пришел)». Простые слова, конечно, но услышать их однажды мимоходом и вспомнить достаточно точно, повторив их в Индии почти десять лет спустя, — талант, значительно превосходящий мои возможности.

Однажды он пел нам песню на бенгали: «Мукти дэте пари; бхакти дэте пари кой?» В этом случае я также слышал эти слова лишь однажды, однако они сохранились в памяти до моего приезда в Индию в 1958 году, и там я удостоверился в их точности.

Любопытно, что такая способность, если она действительно существует, относится только к словам, произнесенным Мастером. Речь других людей вспоминается достаточно туманно, что, полагаю, обычно в таких случаях.

Примерно в тот же период моей жизни Мастер стал просить меня кратко записывать его слова. Он настойчиво упоминал, что хотел бы, чтобы я когда-нибудь написал о нем. Он проводил со мной долгие часы, погружаясь в воспоминания о своей жизни, опыте налаживания работы, рассказывал о надеждах и планах на будущее. Он поведал мне бесчисленные истории, часть которых была связана с его деятельностью; другие он приводил, поскольку они были просто интересными или должны были помочь мне составить более полное представление о пути. Значение многих его идей я понимал не только из его слов и рассказов, но также по выражению его лица или тону голоса, или даже через утонченную природу переноса сознания.

Часто он высказывался о разных учениках.

— Сэр, — спросил я однажды, — что стало с тем молодым человеком, которого вы инициировали в Бриндабане [Бенгальское произношение. Общепринятое название этого индийского города — Вриндаван. — Прим. ред.] и описали в эпизоде вашей книги «Два бедных мальчика в Бриндабане»? С тех пор вы что-нибудь слышали о нем?

— Нет, — отвечал Мастер. — Но внутренний контакт с ним есть.

— Значит, нет необходимости во внешнем контакте с гуру?

— Необходим, по меньшей мере, один внешний контакт с ним.

Мастер имел в виду значимый контакт, подобный тому, который происходит во время посвящения.

Из других его высказываний, а также из того факта, что он поручал ученикам посвящать людей в крийя-йогу, даже когда еще сам был жив, я понял, что связь с ним будет осуществляться посредством контакта со следующими поколениями учеников, которые были настроены в унисон с ним.

Однажды я спросил его: «Какие качества на духовном пути самые важные?»

«Глубокая искренность, — ответил Мастер, — и преданность. Не имеет значения, сколько лет идешь по такому пути, важно, как сосредоточенно и вдумчиво человек старается найти Бога. Иисус сказал: “Так будут последние первыми, и первые последними" [Матф. 20: 16.]».