М. Колесникова - Рихард Зорге
Сначала неизвестно где, между небом и землей, росло божественное дерево «аси». Ему надоело расти без цели, и оно превратилось в родоначальника «семи поколений богов» Кунитоко-татиномикото. В седьмом поколении появились бог Идзанаги и богиня Идзанами. Идзанаги любил летать над океаном. Однажды с его копья упала капля, капля превратилась в остров Оногоросима. Тут и поселились божественные супруги. Вскоре Идзанами зачала и родила восемь больших японских островов. В те времена все делалось проще. Когда богу Идзанаги стало скучно, он родил из своего левого глаза богиню солнца Аматерасу, а из правого – богиню луны Цукаеми; из носа вынул бога земли Сусаноо. Основанием японского государства занялась богиня солнца Аматерасу: она поручила своему внуку Зимму-Тенно огнем и мечом обойти острова и положить начало вечной династии императоров. Так тут и началось все с огня и меча 11 февраля 660 года до новой эры. Одзаки шутил: «Легенду придумали первые милитаристы».
Потом Одзаки переходил ко взглядам современников, последователей Зимму-Тенно. Не так давно некий шовинист Мурофуса горестно писал в своей статье «Кризис и японский дух»: «Японский идейный мир этого десятилетия точно определяется как период бурного распространения марксизма. Японские идеи изгнаны. Поборники прогресса все, как один, склонны воспевать Советский Союз, а о японском духе забыли. Все что ни есть японское было окончательно потеряно в идейном потоке эпохи. В целом это можно назвать периодом материализма» .
Подобные высказывания вызывали у Одзаки иронический смех. Всякий шовинизм он считал злобным проявлением классовой ограниченности. Одзаки, так же как и Зорге, далеко видел: именно он, Одзаки, предсказал в 1937 году, что китайский инцидент перерастет во вторую мировую войну. Он предвидел также, что вторая мировая война закончится не перераспределением колоний, как то было после первой, а коренными изменениями социального порядка во всем мире, отпадением от системы колониализма многих стран Азии и Африки. Влияние примера первой страны социализма возрастет во сто крат. Экономическая структура Японии ненадежна из-за существующих феодальных традиций. Милитаризация всех отраслей хозяйства истощит страну, приведет ее к разорению. Интересы Японии неизбежно столкнутся с интересами США и Англии. Возможно, на первой стадии войны Япония одержит кое-какие победы, но они будут недолговечны. Единственно правильной политикой Японии было бы присоединение ее к лагерю Советского Союза и перестройка с его помощью социальной и экономической систем. Япония станет социалистической. Восторжествуют идеи интернационализма. Коммунизм в конечном итоге победит во всем мире. В таком свете рисовалось Одзаки будущее человечества. А пока приходилось драться за это будущее. Себя доктор Одзаки считал революционером-профессионалом. Он глубоко презирал своего «друга» принца Коноэ и всех, кто его окружает. Позор Японии они настойчиво пытались выдать за ее ве-личие, терпели провал за провалом в политике. Эксперта они зачислили в единомышленники и не стеснялись при нем обсуждать кровавые замыслы. Это была кучка грязных, хладнокровных убийц, душителей народа. Много правителей сменилось на памяти Одзаки. Но все они начинали с одного: с репрессий против рабочих, крестьян, интеллигенции. Инакомыслящих загоняли в тюрьмы, подвергали пыткам, расстреливали. Танака ввел закон об «опасных мыслях», карающий смертной казнью всякого, кто выступает против существующего строя. Он приказал убить генерального секретаря компартии Ватанабэ Масаносукэ. Правительство Хироты в 1936 году произвело массовые аресты коммунистов. Хаяси хотел даже уничтожить парламент, как «рассадник опасных мыслей». Коноэ в декабре 1937 года снова устроил облаву на революционно настроенных рабочих и на левые профсоюзы. Хиранума расстрелял антивоенную демонстрацию… Таков был облик врага, и пощады от него ждать не приходилось.
Зорге ни разу не доводилось бывать в доме Одзаки. Но японский друг часто рассказывал о семье, приносил фотографии. Он горячо любил жену и дочь. Он мог бы жить спокойно все двадцать четыре часа в сутки, писать книги, дружить с тем же принцем Коноэ, не рассматривая его лишь как источник информации, занять видное официальное положение, предаваться семейным радостям, не думать о том, что в случае провала его семья будет ввергнута в пучину бедствий.
Но мещанская трусость, карьеризм были чужды его духу. Он сильно чувствовал свою личную ответственность за судьбы народов и хотел помочь им любой ценой, пусть даже ценой собственной жизни.
Он был мудр и потому легко вводил в заблуждение врагов. «Если вы спросите меня о специальных вопросах моей техники, то я отвечу, что моя деятельность характеризуется полным отсутствием специального метода. Мой успех лежит в моем отношении к работе. По своей природе я общительный человек. Я люблю народ, я могу поддерживать дружеские отношения со многими людьми.
Кроме того, я люблю хорошо относиться к людям. Я нахожусь в близких отношениях с большинством членов моего кружка. Мои источники информации – мои друзья.
Я никогда не искал специальной информации. Я создавал свое собственное мнение по данному вопросу, рисовал в своем воображении полные картины общего направления на основе различных сообщений и слухов. Я никогда не задавал специальных наводящих вопросов.
В эти дни политического волнения отдельные новости имеют очень маленькую внутреннюю ценность, не могут быть важными и секретными. Это потому, что даже важное решение может быть внезапно изменено. Например, правительство или армия захотят быть упорными, но внешние обстоятельства часто вынуждают изменить это желание. Поэтому более важным моментом является установление общего направления, чем точное выяснение того, что было сказано или что было решено».
Исключительная проницательность, аналитический склад ума не требовали никаких ухищрений при поиске и оценке нужной информации, добытые сведения он сопоставлял с другими данными и делал предварительную оценку; затем все обсуждалось с официальными лицами из разных учреждений и правительственных кругов; к Зорге поступали четкие и окончательные оценки.
Рядом с Ходзуми Одзаки во всем жертвенном величии встает перед нами фигура художника Мияги, второго японского друга Зорге. Он хотел создавать новое пролетарское искусство, а приходилось малевать портреты генеральш и генералов. «Любуюсь сразу и луной, и снегом, и цветами», – горько шутил он. Все последнее время Мияги рвался на Окинаву к престарелому отцу, с которым не виделся пятнадцать лет, но события громоздились одно на другое, и отъезд приходилось каждый раз откладывать. В 1938 году пришло известие: отец умер. Мияги тяжело переживал утрату. Обострился процесс. Художник харкал кровью. Он понимал, что короткая жизнь подходит к концу, а потому старался сделать как можно больше для организации. Когда Зорге хотел устроить его в туберкулезный санаторий, Мияги отмахнулся: «Мне здесь веселее…»
