Джордж Мейр - Лайза Миннелли. История жизни
Лайза звонила ему отовсюду, куда ее заносила работа, интересовалась его здоровьем. Хальстон неизменно уверял ее, что у него все в порядке, он счастлив и в отличном настроении, несмотря на то, что призрак скорой смерти маячил перед ним все явственнее. Вполне естественно, что «Нэшнл Энкуайер» решил нажиться на ситуации, опубликовав материал под аршинным заголовком прямо на обложке:
«Лайза в шоке. Ее приятель модельер Хальстон умирает от СПИДа».
Хальстона так расстроила эта утечка информации, что он тотчас, будучи уже прикованным к коляске, покинул отель и переехал к сестре в Санта-Розу. Вскоре он снова попал в больницу, в Пресвитерианский медицинский центр. Вот как описывает это Стивен Гейнз в своей книге «Просто Хальстон. Нерассказанная история»: «Он всегда был одет в шелковую пижаму, знаменитый ярко-красный халат, и несколько раз в день ему застилали свежие, только что отглаженные льняные простыни. Палата, в которой он лежал, была довольно симпатичная, здесь имелся небольшой диванчик и огромное окно с видом на залив и мост «Золотые Ворота» вдали, и на каждом столике неизменно стояли глиняные горшки с белыми орхидеями». Вскоре его состояние ухудшилось, и когда наступил конец, то это воспринималось как избавление. Он покинул этот мир во сне 26 марта 1990 года в возрасте 57 лет, был оплакан семьей и близкими друзьями, в том числе и Лайзой Миннелли.
Из всех тех, кому он помогал и кто причислял себя к его друзьям, лишь Лайза присутствовала на скромной заупокойной службе, состоявшейся в Пресвитерианской церкви Голгофы, что на Филмор-стрит в Сан-Франциско. Десятью днями позже Лайза организовала памятный молебен в нью-йоркском Линкольновском Центре. Один из знакомых так подвел итог ее отношений с Хальстоном: «Ее преданность Хальстону — самое прекрасное, о чем мне доводилось слышать. Она всегда была его преданным другом, и когда практически все отвернулись от него, Лайза осталась верна».
В числе тех, кто счел свое присутствие на похоронах необязательным, был и давнишний возлюбленный Хальстона, его приятель Виктор Хьюго. За два месяца до кончины Хальстона Виктор подписал обязательство, что не станет опротестовывать завещание, продавать историю их многолетних, длиною в 17 лет, отношений, давать интервью или каким-то другим образом ставить близких Хальстона в неловкое положение. В обмен на это обещание ему причиталось наследство, выражаемое шестизначной суммой. Разумеется, Виктор быстро промотал деньги, нарушил контракт и предал своего бывшего возлюбленного.
Лайза позже вспоминала: «Последний раз я видела Хальстона примерно за неделю до Дня Благодарения». Тогда он заранее отмечал с ней праздник у себя дома в Нью-Йорке, чтобы по-настоящему отпраздновать День Благодарения в кругу семьи в Санта-Розе. «Я тогда говорила, — продолжает Лайза, — что и это нелегко, и это нелегко, и все вокруг нелегко».
Хальстон же отвечал, что прожил замечательную жизнь, в которой были и успех, и друзья, и все то, что только можно себе пожелать. Он пристыдил Лайзу, сказав, что она просто не понимает, как ей повезло. Когда обед подошел к концу, они обнялись, пожелали друг другу доброй ночи, и Хальстон пообещал, что вернется к ней на Рождество или на Новый Год.
Больше она его не увидела.
Какими бы обидными не были дневники Уорхола, в них дано правдивое описание образа жизни, типичного для Лайзы и ее окружения в конце 70-х и большей части 80-х годов. Из этих дневников со всей очевидностью явствовало, почему Питер Аллен разошелся с Лайзой; они проливали свет на то, каковы должны были быть ее устремления, чтобы вращаться в том обществе, в каком она вращалась.
Лондонская газета «Экономист» от 29 июня 1989 года так описывала процесс создания и масштаб дневников: «Уорхол начал надиктовывать свои дневники в конце 70-х годов главным образом для того, чтобы вести учет расходам и не запутаться с налогами. Он продолжал их до самой смерти в 1987 году. Помимо расходов на такси и краски, в них содержится описание увлекшего его безумного водоворота мира искусства, развлечений, политики, моды и высшего общества. Все это служит лишь фоном для его подлинного интереса: грязное белье кумиров публики».
Стоит ли после этого удивляться, что такие персонажи, как Лайза, то и дело появляются на его страницах. Стиль Уорхола можно охарактеризовать так: «сука во время течки»; складывается впечатление, будто он поставил себе целью отомстить Лайзе, Бьянке, Хальстону, Кэпоту, Рубеллу и всем остальным. По содержанию эти дневники сравнимы с «Услышанными Молитвами» Трумена Кэпота, в которых также содержится много нелестных характеристик.
Вот что мы читаем в «Экономисте»: «Уорхол, наверняка, понимал, что никогда не был полноправным членом того общества, в котором он вращался на Манхэттене. Ему не хватало лоска, внешних данных. И это желание взять всех на крючок, особенно если учесть, что большая часть их магии достигалась при помощи зеркал, должно быть, неотступно преследовало его, и он не устоял. Тем самым мертвый Уорхол вдребезги разбил тех самых идолов, которых живой Уорхол создавал».
Может показаться странным, что Уорхол, всей душой ненавидевший всякое притворство и лицемерие, долгие годы провел среди презираемых им людей. Жажда наживы, одолевавшая его, застилала ему глаза и не могла не сказаться на его взглядах и оценках. Уорхол признавался в своих дневниках, что ему не хотелось бы поливать грязью Хальстона, потому что Уорхолу и режиссеру Полу Мориссону в Хемптоне принадлежал дом, который снимал у них Хальстон, и поэтому автору дневников было как-то неудобно обижать жильца, от которого получал 40 тысяч в месяц. Как-то раз кто-то другой предложил ему 70 тысяч, но Уорхол отказался, потому что Хальстон обставил дом и поддерживал его в идеальном порядке.
Хальстон в свое время позволял Лайзе пользоваться этим домом в качестве места встреч с ее многочисленными любовниками, но в конечном счете Марку каким-то образом это стало известно. В отместку Марк, со своей стороны, предпринял попытку поссорить Лайзу с Хальстоном. Он сумел-таки убедить ее, что не следует появляться на церемонии вручения «Оскаров» в платье от Хальстона, а в узком мирке высокой моды это было подобно плевку в лицо мэтру. На какое-то время это действительно вызвало охлаждение в отношениях Лайзы и Хальстона.
Уорхол в своих дневниках дотошно фиксировал, как все свое внимание Хальстон временно переключил на Бьянку Джаггер. Вот, например, эпизод от 3 января 1978 года:
«Был у Хальстона. Хальстон и Бьянка на кухне что-то готовили вместе, и он тогда сказал, что в нем столько энергии, что он не прочь пойти потанцевать. Он вывалил на меня кучу сплетен — например, сказал мне, что накануне вечером в дверь позвонили. И кто бы это был? — Ну конечно же, Лайза Миннелли собственной персоной. Ее жизнь сейчас — сплошные неприятности. На днях идет она по улице со своим мужем, Джеком Хейли, и случайно им повстречался Мартин Скорсезе, с которым у нее сейчас роман, и Марти посреди улицы накинулся на нее с обвинениями, что у нее роман с Михаилом Барышниковым. Марти так и сказал: «Как она только может!» И все это на глазах у мужа, который стоит рядом! Хальстон сказал, что все это истинная правда, и еще что Джек любит Лайзу, но по-настоящему ему нравятся крупные, фигуристые блондинки. Так что, когда накануне в дверь позвонили, там оказалась Лайза в надвинутой на глаза шляпе, чтобы ее никто не узнал. И вот что она сказала Хальстону: «Дай мне всю наркоту, что у тебя найдется». И тогда он дал ей кокаина, несколько палочек марихуаны, таблетку валиума, четыре таблетки еще какой-то ерунды, и все это в небольшой коробочке. После этого на пороге возникает другая фигура в белой шляпе — и целует Хальстона. Это был Марти Скорсезе собственной персоной. Все это время он прятался за углом».
