Юрий Сушко - Я убил Степана Бандеру
Богдан кивал, соглашаясь, но ему было страшно. Страх обволакивал липким потом. Сердце билось, как заключённый в клетку зверёк, рвущийся на волю. Но всё-таки он постарался взвешенно оценить все обстоятельства.
Они наспех собрали пожитки, деньги и документы. Неожиданно на пороге спаленки возник младший брат
Инге, пятнадцатилетний Фриц, и сказал, что он всё слышал.
– Возьмите меня с собой. Я не хочу здесь оставаться.
Времени на разговоры не было совсем. Проще было согласиться, чем уговаривать парня не делать глупостей и не мешать им. Чёрт с ним!
Отчаянная троица, стараясь не шуметь, ни с кем не прощаясь, тихо выбралась через чёрный ход. В сумерках, не замеченные никем, они через кусты и огороды направились к озеру, откуда шла прямая дорога на Фалькензее, небольшой городок по соседству. Через несколько километров пути Фрицу уже расхотелось идти дальше, может быть, он просто устал и ему надоели игры в лесных разбойников. Инге на прощание поцеловала брата, а Богдан сунул ему 300 марок – почти всё, что у них оставалось. И ещё попросил: похороните Петера по-человечески…
Из Фалькензее на такси они быстро доехали до Восточного Берлина и вышли у ближайшей станции метро. Местные полицейские без всякого интереса проводили глазами молодую пару. При посадке документы берлинца Йозефа Лемана у них не вызвали подозрений. Вскоре молодые люди вышли на станции «Гезунбруннен». Guten Abend, Западный Берлин.
Сташинских сам Бог хранил – именно в ночь с 12 на 13 августа по решению восточногерманских властей было начато сооружение Стены.
…По субботам берлинцы, как правило, ложились спать позже обычного – впереди воскресенье, можно отоспаться. Молодёжь развлекалась в танцзалах, люди постарше коротали вечер, наслаждаясь тихими семейными радостями, – кто за пивом и ленивыми разговорами, кто в любовных играх…
На сей раз сразу после полуночи Берлин взорвался телефонными звонками. Мало кто мог понять, что происходит на улицах, откуда взялись эти колонны ревущих грузовиков, люди с лопатами на плечах, машины скорой помощи. Война, пожар, эпидемия, катастрофа в метрополитене?
Всю ночь светились окна в правительственных учреждениях и партийных комитетах. В полной боевой готовности находились полиция, армейские части. 25 тысяч бойцов военизированных «рабочих дружин» уверенно занимали передовые рубежи на обозначенной линии обороны на границе с Западным Берлином. В арьергарде оставались военные. В 10 часов утра, строго по графику, появились мобильные группы хозобслуги с бутербродами, термосами с кофе и чаем.
Население Берлина было оповещено, что с 13 августа свободное сообщение с западной зоной города прекращено. На дорогах и мостах уже появились шлагбаумы с вооружёнными караулами, вскоре замаячили вышки, самые проблемные участки ощетинились колючей проволокой и самоходными установками. Закрылись пропускные пункты. В перечень приграничных укреплений включались даже жилые здания. «Это было бы смешно, если бы не было так грустно», – говорили коренные жители столицы. По Бернауэрштрассе, к примеру, тротуары отходили к западноберлинскому району Веддинг, а дома по южной стороне улицы – уже к восточноберлинскому району Митте. Парадные подъезды, как и окна нижних этажей, замуровывались. Теперь жильцы домов, находящися на территории ГДР, чтобы попасть в свои квартиры, могли пользоваться только чёрным ходом со двора.
В 13 часов 11 минут немецкое информационное агентство передало в эфир заявление государств – членов Варшавского договора, которые выразили понимание и поддержку решения властей Германской Демократической Республики.
– Берлинский сенат обвиняет в противоправных и бесчеловечных действиях тех, кто хочет раскола Германии, порабощения Восточного Берлина и угрожает Западному Берлину, – заявил бургомистр западной зоны Вилли Брандт, выступая вечером того же дня по местному радио.
43-километровую Стену продолжали строить в строгом соответствии с утверждённым графиком. Шедевр заборного зодчества 2—3-метровой высоты опоясал улицы, дома, пустыри, скверы, рощицы, перекрыл водные преграды. Причудливо изгибаясь, Стена удавкой спеленала восточный сектор города.На следующий день беглецы из Дальгова явились в западногерманскую полицию и заявили о своём желании срочно связаться с представителями американской администрации. Вот тут-то всё и завертелось…
После получения всей информации и внимательного изучения обстоятельств заявления Сташинского американцы передали дело по территориальной принадлежности западногерманской полиции.
Немцы вели следствие скрупулёзно, не спеша нанизывая фактик на фактик, тщательно проверяя самую малую информацию, каждую деталь, почерпнутую на допросах Сташинского.
Например, был даже изъят для проведения экспертизы замок из входной двери мюнхенского дома Бандеры. Отыскались улики – ржавые обломки отмычки, которую Сташинский умудрился сломать при неудачной попытке проникновения в дом. Пистолет-«шприц» на дне канала найти, к сожалению, не удалось, хотя водолазы осмотрели чуть ли не каждый сантиметр илистого дна. Впрочем, доказательств вины агента КГБ и без того с головой хватало, чтобы он попал на скамью подсудимых и получил законный срок «свободы» в немецкой тюрьме. Сташинский это знал. Главное, подозрений в том, что он «подсадная утка», «джокер в рукаве» в игре разведок двух или даже трёх стран, уже не возникало.Карлсруэ, 8 октября 1962
За 15 минут до начала процесса зал судебных заседаний № 232, минуя двойной кордон полицейских, начали заполнять журналисты и те немногие лица, у кого на руках были особые разрешения. Публика, негромко переговариваясь, с любопытством осматривала зал с необычным стеклянным потолком. Сквозь матовые четырёхугольные кассетоны дневной свет освещал зеленоватые стены, создавая странное впечатление подземелья.
Но вот в зале, неслышно шагая по серому плюшевому ковру, появился обвиняемый, конвоируемый вооружённым полицейским.
– Сташинский, – толкнул локтем своего эссенского коллегу репортёр «Франкфуртер рундшау», – смотри, какой бледный…
Журналисты тут же впились глазами в лицо молодого человека, которого охранник деликатно, но настойчиво подталкивал к скамье подсудимых. К своему подзащитному подошёл адвокат доктор Гельмут Зайдель и принялся вполголоса что-то ему говорить. Сташинский кивал и даже пытался изобразить некое подобие улыбки.
Обозреватель «Берлинского курьера», как заправский стенографист, строчил в своем блокноте: «9.05 – в зал входят старший врач психиатрической университетской клиники в Гейдельберге, профессор Йоахим Раух и представитель разведслужбы, государственный советник фон Бутлер, которые занимают свои места за столом экспертов… За ними появляются федеральный прокурор доктор Альбин Кун и советник Краевого суда Норберт Оберле…»
