Вадим Медведев - В команде Горбачева: взгляд изнутри
Не хочу сказать, что и среди советников Горбачева было какое-то единодушие. Наоборот, разброс мнений оказался довольно широким — от крайне негативных оценок Явлинского до умеренных позиций Ожерельева. Ничего удивительного в этом нет. Даже в ближайшем окружении президента РСФСР были несогласные, например, Руцкой.
После обмена мнениями с Абалкиным, Мартыновым, Яременко Горбачеву была представлена обстоятельная аналитическая записка о Российской экономической программе. В ней содержалась констатация того, что пакет российских указов находится в русле общей линии реформ, большинство из предлагаемых мер уже предлагалось ранее и фигурировало в предыдущих программах.
Вместе с тем, подчеркивалось, что эта программа во многом носит шоковый характер, имеет ряд серьезных изъянов. Реформу предлагается начать во многом спонтанно, без подготовительных мер — прямо с либерализации цен, при отсутствии конкурентной среды, без проведения оздоровительных мероприятий в области бюджетной, налоговой и банковской политики. Это очень опасно.
Упускается из вида важнейшая задача — стимулирование предпринимательства и производства товаров, особенно предметов потребления.
Российская реформа не увязана по содержанию и не синхронизирована во времени с мерами по переходу к рынку в других республиках. Допускаются элементы прямого диктата по отношению к ним. Начинать столь глубокую и решительную рыночную реформу, контролируя лишь немногим больше половины денежной массы, бюджетных и кредитных ресурсов в рублевой зоне, значит обрекать ее на неопределенность и неуправляемость, породить необузданную межреспубликанскую гонку цен и доходов, подстегнуть до гигантских размеров инфляцию.
И тем не менее в записке Горбачеву не предлагалось отмежеваться от ельцинской программы, отвергнуть ее в принципе, что советовали ему некоторые горячие головы. Это было бы ошибкой. Ведь программа получила поддержку на российском съезде да и в самом обществе. Напротив, в принципе, с точки зрения основного смысла ее надо поддержать, но при этом отмежеваться от тактики и методов проведения. И опять-таки не для того, чтобы задержать реформу, а для того, чтобы внести необходимые коррективы и обеспечить ее быстрейшее осуществление при минимальных социальных издержках.
К тому времени единственной союзной структурой, которая еще продолжала действовать и была способна оказывать влияние на ход дел, был Госсовет.
Правда, еще в конце октября была предпринята попытка возобновить работу Верховного Совета СССР в новом составе, но он даже не смог конституировать себя в этом качестве. Не была представлена Украина, естественно, Прибалтика и Грузия, а ряд республик прислал лишь своих наблюдателей. Состав Верховного Совета и от других республик обновился кардинально, был сильно разбавлен российскими и другими республиканскими депутатами. Нишанов и Лаптев ушли со своих постов. Работа Верховного Совета в результате всего этого была практически парализована. Это было нечто вроде собрания некоторой группы депутатов. Межреспубликанский экономический (МЭК) комитет так и не был сформирован.
4 ноября на Госсовете Горбачев сделал развернутое выступление о текущем моменте, в котором остро поставил вопрос — куда же мы идем и не растрачиваем ли политический капитал, полученный в результате разгрома путча. Имелось в виду обменяться мнениями в связи с программным выступлением Ельцина 28 октября.
Российский президент отвел приглашение к дискуссии, предложил «идти по повестке». К нему прислушались, но при обсуждении основного вопроса — об экономических соглашениях и структуре МЭКа — каждый все-таки высказался по волнующим его вопросам. Оказалось, что всех задело за живое одностороннее решение российского руководства о размораживании цен. Звучали с трудом скрываемое недовольство этим решением и настоятельное требование согласовать изменения в ценовой политике.
Бурно проходило заключительное обсуждение Союзного договора на заседании Госсовета 14 ноября. Поздно вечером в разговоре по телефону Горбачев рассказал мне, что по, казалось бы, согласованному вопросу о характере Союза вновь мнения разошлись. Большинство членов Совета высказалось за то, чтобы считать новый Союз лишь союзом государств, но не союзным государством. Он, Горбачев, заявил, что, если формула союзного государства будет отвергнута, то все остальное без него. «Это будет большая беда, и я в этом не участвую. Готов хоть сейчас оставить вас для продолжения обсуждения вопроса в моем отсутствии». Был объявлен перерыв, во время которого состоялся разговор с Ельциным. В итоге после продолжительной дискуссии «вырулили» на формулу Союза, как «демократического, конфедеративного государства».
25 ноября было созвано заседание Госсовета для парафирования Союзного Договора. Уже в середине дня стала поступать тревожная информация о серьезных затруднениях. Камнем преткновения опять явился вопрос о характере Союза — является ли он государством или нет? Парафирования не получилось, но Горбачев, казалось, и тут нашел выход — Государственный Совет не парафирует договор, но одобряет его проект для публикации и обсуждения на Верховных Советах Союза и республик. Конечно, такое обсуждение в ряде республик имело весьма сомнительные перспективы, но ничего другого, по-видимому, не оставалось.
Это заседание Госсовета оказалось последним. По всему было видно, что не только Украина, но и Российская Федерация отворачиваются от Договора о союзе. Не помогло и обсуждение этих вопросов в Политическом Консультативном Совете, заявления некоторых авторитетных деятелей, в том числе, и Собчака, о необходимости предотвратить распад Союза, эмоциональное обращение Президента к парламентариям страны 3 декабря с серьезнейшим призывом выступить против разрушения союзной государственности.
Во всем чувствовалось, что назревают новые шаги, направленные против Союза, в результате которых могут наступить обвал, необратимые перемены.
Отставка Президента
Толчком для развязки послужил референдум на Украине. Даже Крым, юг и восток Украины проголосовали в пользу независимости, не говоря о Киеве и тем более о западных областях республики.
И до референдума и после обнародования его итогов немало говорили о том, что голосующие были поставлены в щекотливое положение — надо было ответить на вопрос: ты за или против уже принятого Верховным Советом республики акта о независимости. Может быть, это действительно повлияло на мнение какой-то части граждан, занимавшей неопределенные или колеблющиеся позиции. Но все же этим объяснять итоги референдума было бы неправильно.
