Вильгельм Кейтель - Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938–1945
После того как командир дивизии доложил мне обстановку, которая сложилась в результате обвала фронта, – что было сходно по чудовищности с прорывом русских на Одере – я убедил его, что, как к танкисту, оборонительные операции к нему не имеют никакого отношения и что его реальная сила только в контрнаступлении. Он, естественно, согласился, но указал, что подготовка его дивизии для подобного наступления теперь займет слишком много времени. Несмотря на его заявление, я приказал ему использовать его оружие в той манере, для которой оно предназначено, иначе все бесполезно.
Около полудня я неожиданно встретился с генерал-полковником Хейнрици, в присутствии генерала фон Мантейфеля. Наша беседа была весьма натянутой, поскольку я не мог не упрекнуть Хейнрици достаточно жестко за сокрытие его плана отступления от Верховного командования и меня самого. Он не согласился, что подобный план можно было считать отступлением, а сказал только о необходимости отвести свой южный фланг через Шорфскую пустошь на другую сторону; кроме того, все передвижения войск и их действия были предназначены для того, чтобы сократить линию фронта, который находился под полным контролем. Тот план, что показали мне в штабе 7-й танковой дивизии, был всего лишь указанием, подготовленным для штаба инженерных войск для минирования и разрушения дорог, если дело дойдет до краха и т. д. После этого я обрисовал этим господам общую обстановку и положение 12-й армии Венка, частей генерала СС Штайнера и корпуса Хольсте и описал ситуацию на севере и северо-западе Берлина, ставшую уже критической в результате самовольного отвода их южного фланга, что подвергло серьезной опасности тыл танкового корпуса Штайнера. Хейнрици дал мне слово отныне внимательно следить за моими приказами и обещал подчиняться всеобщему командованию. Расстались мы, по крайней мере внешне, хорошо, с моим призывом поддерживать наши давние дружеские отношения и его обещанием этого.
Этим вечером мне не удалось вернуться в лагерь до наступления темноты. По мнению Йодля, положение на севере Берлина, на том самом южном фланге, теперь стало более серьезным, чем раньше. Я долго разговаривал по телефону с генералом Кребсом, находившимся в рейхсканцелярии, после того как фюрер перевел мой вызов к нему, так что лично с Гитлером я поговорить не смог. Телефонная связь была ужасной, постоянно обрывалась. Начальник военной связи, что находился в лагере вместе с нами, объяснил мне, что теперь можно установить только радиосвязь между подвешенной около нашего лагеря на привязном аэростате радиоантенной и радиовышкой в Берлине; все телефонные линии оборваны. До тех пор пока радиовышка находится в руках немцев, чтобы передавать и получать сигналы, и привязной аэростат остается целым, наша связь с рейхсканцелярией будет обеспечена. Помимо этого, у нас еще оставался радиоконтакт со службой связи в бункере фюрера.
На следующий день [29 апреля] Йодль предложил мне эвакуировать наш оперативный штаб. Сначала я отверг это предложение, поскольку не желал рисковать еще дальше отдаляться от фюрера, что обязательно привело бы к потере радиосвязи [голосовой]. То, что нашему пребыванию здесь придет конец, было совершенно очевидно. Вскоре после темноты батарея крупнокалиберных орудий открыла огонь прямо по нам и поддерживала одиночный заградительный огонь всю ночь. В течение вечера Йодлю удалось связаться по радио с Гитлером и доложить фюреру сделанные нами открытия насчет фронта Хейнрици, а также получить его полное согласие со всеми моими распоряжениями против какого-либо дальнейшего отступления группы армий Хейнрици, моим приказом о контрнаступлении 7-й танковой дивизии и т. д.
Около полуночи мне позвонил генерал-полковник Хейнрици и очень резко выразил свое недовольство упреками Йодля в адрес его начальника штаба [фон Трота] и заявил, что ввиду непрерывно ухудшающейся обстановки, о которой он узнал из нашего разговора, он приказал своей группе армий возобновить отступление. Я сказал ему, что его поведение – вопиющее неповиновение, для которого нет ни малейшего оправдания. В таком случае, ответил он, больше не намерен нести ответственность за командование войсками. Тогда я отстранил его от командования этой группой армий и приказал передать дела старшему командиру армии, генералу фон Типпельскирху. Я сказал ему, что должен проинформировать о его отставке фюрера, и закончил разговор.
В этот момент вошел Йодль и начал яростно обвинять начальника штаба этой группы армий, которого он вполне оправданно считал совершенно некомпетентным; я должен был выступить против Хейнрици, поскольку мириться с подобными действиями мы больше уже не могли. Я сказал ему, что отстранил Хейнрици, и он ответил мне, что я поступил совершенно обоснованно. По радиотелеграфу я сообщил фюреру о том, что я снял Хейнрици и почему; генерал Кребс этой ночью от лица фюрера подтвердил этот сигнал.
Утром 29 апреля грохот сражения на востоке от нашего оперативного штаба стал еще громче. За ночь Йодль уже сделал все необходимые приготовления для эвакуации вместе с начальником связи; под вопросом было только наше перемещение в штаб Гиммлера в Мекленбурге, который уже был оснащен соответствующим сигнальным оборудованием. Гиммлер с готовностью вызвался освободить этот штаб для нас и предоставить помещение для нашей передовой части; мы получили право перебраться туда тогда, когда мы пожелаем.
Из-за дождя в ночь с 28 на 29 апреля нам пришлось опустить привязной аэростат, так что на время наша радиосвязь с Берлином была прервана. Мы не могли снова поднять его наверх примерно до полудня, поскольку его оболочка отяжелела от дождя. Однако 29-го солнце было столь жарким, а небо чистым, и воздушные силы противника действовали необычайно активно над нашим лагерем и над фронтом, который теперь находился примерно в семи милях.
Как только наш аэростат поднялся в воздух, я попросил соединить меня с рейхсканцелярией. Сначала я переговорил с командующим Большим Берлином, который, по-видимому, находился в рейхсканцелярии. Генерал Вейдлинг, генерал артиллерии, прежде командовавший фронтом на Одере под Кюстрином, во время прорыва этого фронта, вышел на связь; это был тот самый генерал, о котором из штаба СС передавали фюреру искаженные донесения о том, что он и его штаб поспешно сбежали в лагерь Добериц, в то время как их войска вели жестокие сражения между Одером и Берлином. Гитлер так мало доверял своим генералам, что в ярости приказал генералу Кребсу проследить, чтобы этот генерал был арестован и расстрелян за проявленную трусость перед лицом врага. Узнав об этом, генерал Вейдлинг незамедлительно сам явился в рейхсканцелярию и потребовал разговора с фюрером. Как сказал мне позднее генерал Кребс, беседа с Гитлером состоялась тотчас же в рейхсканцелярии, в результате чего фюрер снял офицера, который до этого был комендантом города, и назначил Вейдлинга командующим Большим Берлином, с неограниченными полномочиями; он заверил его в своем высшем доверии к нему.
