Тим Скоренко - Легенды неизвестной Америки
Он прочитал молча и вернул мне упаковку.
«Извини», — сказал он.
Я знаю, о чём он подумал. Моя женственная красота плюс мужские гормоны однозначно навели его на мысль, что я изменил пол. Что раньше я был женщиной. На самом деле я с сочувствием отношусь к гомосексуалистам. У меня был выбор, а у них — нет. Когда мужчина рождается женщиной или наоборот — это страшная психологическая травма, по-моему. Поэтому я сторонник перемены пола для гомосексуалистов. Я не могу понять тех, кому доставляет удовольствие быть мужчиной и любить мужчину (или быть женщиной и любить женщину). Это уже — болезнь, а не случайная ошибка Творца.
В общем, он не изменил своего поведения по отношению ко мне. Предположив, что раньше я был женщиной, он остался так же немногословен и мастеровит.
По окончании первой съёмки он спросил меня, сколько я беру в час за позирование. Я назвал сумму. Он стал платить мне примерно на пятнадцать процентов больше, что меня устраивало. В деньгах он явно не нуждался.
Он сказал, что не будет рассказывать, в чём состоит его замысел относительно меня. Он никогда не говорил моделям, для чего их снимает. Он просто просил изобразить то или иное чувство, какие-либо эмоции или движения.
Мы договорились, что я буду приходить к нему в понедельник, среду и пятницу в течение одного месяца. Он сказал, что сможет закончить работу как раз за это время. Платил он мне наличными, без всяких договоров, просто отдавал деньги и всё. Меня это тоже устраивало, потому что львиную долю моих доходов обыкновенно отнимали налоги.
Хотя он и скрывал итоговую цель съёмки, конечно, я догадывался о его замысле. Мы гуляли с ним по пристани. Я — в шортах и кроссовках, хотя было уже довольно холодно. Он заставлял меня бегать и снимал на бегу. Он снимал меня, когда я отжимался, когда я подтягивался на турнике, причём снимал безостановочно: на одно отжимание он умудрялся истратить по две плёнки. Мне казалось, что я уже знал секрет его будущей выставки. Её посетитель каким-то образом должен был двигаться по залам очень быстро: может быть, Фотограф планировал поставить там что-то вроде траволатора. И фотографии на стенах должны были слиться в мультфильм, в киносеанс. Хотя это только моё предположение: я до сих пор не знаю, что задумал Фотограф.
А потом произошёл перелом. То, что привело к краху.
***
На третью неделю съёмок он сказал мне:
«У меня открылась выставка в галерее Фридриха Киршнера».
Конечно, я изменил название галереи. Чтобы не создавать проблем её владельцу.
Я пошёл на ту выставку. Не мог же я пропустить выставку своего Фотографа.
Галерея Киршнера располагается на окраине. Это большое современное серое здание с квадратными окнами, в стиле социалистического кубизма. По меньшей мере, подобный стиль у меня ассоциируется с советскими коробками-домами и с Казимиром Малевичем. Это личные ассоциации, не стоит воспринимать их как что-то серьёзное.
Постоянного интерьера в галерее нет. Как и в большинстве современных художественных салонов, он меняется от экспозиции к экспозиции. Я зашёл в галерею, сдал куртку в гардероб и вошёл в первый зал. Он был серым, этот зал, абсолютно серым, как всё здание снаружи. И в зале не было фотографий. Точнее была — только одна.
Она занимала всю противоположную от входа стену и была не чёрно-белой, а, скорее, серой, как стены зала, как всё здание, как теперь, зимой, весь город. На ней была изображена девушка. Она стояла чуть сбоку, занимая не более четверти площади снимка. Она смотрела в объектив огромными чёрными глазами, в них сквозило какое-то недоуменное выражение, будто она была ошеломлена тем, что кто-то её снимает. У неё было длинноватое лицо, чуть непропорциональное, тонкие губы и пышные чёрные волосы, кудрявые, непокорно разлетающиеся во все стороны.
Она была прекрасна, чёрт побери. Я подумал тогда именно так: «Она прекрасна».
Почему-то чёрные кудрявые волосы и орлиные носы у меня всегда ассоциируются с евреями. Нет, не с расистской точки зрения: просто это предмет принадлежности к национальности. «Немецкий еврей» — это что-то страшное теперь; когда мы слышим это словосочетание, перед нами появляются картины измождённых тел, вырванных с мясом золотых коронок, толпы скелетов, бредущих в яму. И одновременно — толстые курчавые эмигранты, сидящие на мешках с перечёркнутой S-кой.
Нет, если говорить о евреях как о расе, как о человеческом фенотипе, они очень красивы. Рыжие — ладно, но когда я вижу кудрявых черноволосых девушек с тонкими профилями хищных птиц, я останавливаюсь и провожаю их взглядом. Моя жена была красива, но не так. Иначе. Просто красива и всё. Здесь красота — другая, странная, изящная. Её боишься повредить случайным прикосновением.
А может, всё это — чушь. Это тоже — моя мысль в тот момент. Может, она цыганка, или армянка, или немка, но вот такая получилась внешность.
Я прошёл дальше и оказался во втором зале.
Первой фотографией был снимок какого-то выпускного класса или курса, не знаю. Тоже серый, чуть зернистый. Множество едва читаемых лиц. Пятой слева в третьем ряду была она, и это было понятно с первого взгляда. Её лицо просматривалось так же плохо, как и остальные, но почему-то я нашёл её сразу.
Таким же образом были сделаны все фотографии в этом зале. Она была везде, и ни одно лицо ни с одной фотографии я не запомнил, хотя в некоторых случаях в центре внимания Фотографа оказывались совершенно другие люди. А замечал — только её, на заднем плане, всё с тем же удивлённым выражением огромных глаз.
Третий зал был одновременно и последним. Там была она — в жизни. Просто случайные цветные фотографии. Смеётся с друзьями (один обнимает её стройную ногу), лежит на кровати, извиваясь подобно пантере, идёт по осеннему парку, сидит на корточках и смотрит куда-то вверх. Случайные кадры, вполне вероятно, сделанные не самим Фотографом.
Над выходом — последняя фотография, сделанная в том же интерьере, что и первая. Она точно так же смотрит в объектив, только поза чуть другая.
Я вышел и посмотрел на часы. Два маленьких зала я изучал в течение трёх часов. Я совсем не заметил, как пролетело время.
И подумал, что я обязательно найду эту девушку.
Странно, но постоянно вращаясь в модельном мире, я никогда с ней не сталкивался. Ни один фотограф, кроме моего, не снимал её ни для модных журналов, ни для обложек, ни для рекламы. Вполне вероятно, Фотограф просто поймал её на улице, случайную девушку, проходившую мимо.
Я спросил о ней на следующий день.
«Тебе понравилась выставка?» — ответил он вопросом на вопрос.
«Да», — кивнул я. Я сказал ему, что он гениально снял бесподобную натурщицу. И что я хотел бы найти её.
