Дитрих Айгнер - Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль
Здесь изложение Черчилля становится неполным и недостоверным. О периоде оккупации Рейнской области в марте 1936 года он сообщает, что его публичное требование немедленного введения «международных полицейских сил», направленное против нарушителя договора, пришлось вполне по вкусу «тем силам либеральной и лейбористской партий, с которыми я тогда сотрудничал наряду с некоторыми из моих друзей-консерваторов». Консерваторы, продолжает он в этой связи, которые были обеспокоены вопросом национальной безопасности, объединились в этом с профсоюзными деятелями, либералами и с огромной массой миролюбивых мужчин и женщин, год назад поддержавших «голосование за мир». И теперь он снова говорит об «объединенной Англии», которая находилась бы в распоряжении правительства, «если бы оно с твердостью и решительностью пошло по пути Лиги Наций». Не он, подчеркивал Черчилль, а правительство изолировало себя от общественного мнения, по этой причине примерно в конце 1936 года позиция Болдуина становилась все более шаткой. «К тому времени, — сообщает он, — в Англии произошло сплочение мужчин и женщин, сторонников различных партий, которые увидели опасность для будущего и считали необходимым пойти на решительные меры, дабы возможно было спасти нашу безопасность и дело свободы. Наш план имел своей целью скорейшее вооружение Англии, по большому счету связанное с полным признанием и использованием авторитета Лиги Наций. Я дал этой политике название «Оружие и Устав Лиги Наций»… Апогеем этой кампании должно было стать заключительное мероприятие в лондонском Альберт-Холле. 3 декабря (1936) мы собрали там большое количество ведущих лидеров от всех партий — непреклонных тори, входивших в правое крыло, которые понимали опасность, угрожавшую их стране, лидеров Союза Лиги Наций и «голосования за мир», представителей многих крупных профсоюзов, включая председательствующего сэра Уолтера Сптринза, и либеральную партию во главе с ее лидером сэром Арчибальдом Синклером. У нас создалось впечатление, что мы имели не только реальную возможность добиться внимания к нашим намерениям, но мы вполне могли их осуществить». В этот момент не без вмешательства Черчилля в пользу короля наступил кризис монархической власти, и все прежние планы были разрушены. «Все те силы, которые я собрал под лозунгом «Оружие и Устав Лиги Наций», считая себя самого центральной фигурой этого движения, отошли от меня или порвали друг с другом, а сам я в глазах общественности получил такой удар, что почти все полагали, что моей политической карьере наступил окончательный конец».
Описание Черчиллем этого мощного национального объединяющего движения, которое он сам изображает так выразительно, на этом месте прерывается. Национальный консенсус — можно предположить именно так — улетучился бесследно из-за его неудачного гусарского прорыва в монархический кризис. Действительно, это маловероятная версия популярной биографии Черчилля была принята без раздумья и существовала даже тогда, когда в 1963 году лондонский финансист Е. Спир в своей книге «Фокус» приоткрыл одну из старательно скрывавшихся тайн британской предвоенной политики и привел убедительные доказательства того, что не Черчилль оказал влияние на «национальное собрание», а, наоборот, так называемая группа «Фокус», будучи координирующим органом «национального собрания», создала ему политическую платформу. Большой митинг в Альберт-Холле, на который собралось 10 000 человек, стал не высшей точкой, а началом трехлетней кампании, которая теперь — под патронажем профсоюзов либеральной партии, Союза Лиги Наций — на «надпартийной основе» стала проводиться за коллективную безопасность, вооружение и национальное объединение против гитлеровской Германии. Таким образом «Фокус» в защиту свободы и мира» не мог «потерпеть фиаско» уже потому, что Черчилль не был его движущей силой. Конечно, прежнее подозрение о его «недостаточной демократической надежности» (Е. Спир) снова подкрепилось его самовольным участием в монархическом кризисе; нужно учесть прежде всего, что никому не хотелось ни в коем случае служить трамплином для личных амбиций и стремления другого к власти. Но большого ущерба будущему «вождю нации» этот эпизод не причинил. И без того не очень приятная перспектива выступить в защиту человека, который до этого времени считался «главным врагом рабочего класса Британии» и которого еще в декабре 1934 года официальная пресс-служба Коммунистического Интернационала относила к «завзятым поджигателям войны», стала уменьшаться и свелась к минимуму. Гораздо охотнее общество подняло бы на щит ставшего популярным идеалиста Лиги Наций Антони Идена, но он заставил упрашивать себя, так как не хотел оказаться нелояльным по отношению к правительству и собственной партии. Таким образом, среди ведущих деятелей тори остался лишь один Черчилль, который мог бы склонить и эту партию для «национального собрания» под знаменем антифашизма и коллективной безопасности и, кроме того, давал гарантию, что британское оружие не будет использовано против Советского Союза для оттеснения Гитлера на восток. В 1937 году — в год принятия первого большого военного бюджета — либеральная и лейбористская партии перестали оказывать сопротивление идее британского вооружения. Но пацифистский элемент не был устранен до конца. Черчилль должен был подвергнуть свои публичные высказывания жесткой цензуре, чтобы они стали приемлемыми как для большинства приверженцев лейбористской партии, так и для сторонников Лиги Наций, которым он собирался преподнести ту же самую идею «Великого альянса», но теперь уже в виде «коллективной безопасности». Этого Черчилль смог достигнуть лишь тогда, когда Невилл Чемберлен в разгар судетского кризиса в сентябре 1938 года совершенно неожиданно перехватил инициативу и, не учитывая единодушную готовность к войне всего британского народа, провел «бесстыдный сговор» в Мюнхене. Еще в последнюю секунду Черчилль пытался удержать пражское правительство от выполнения соглашения, указывая на непосредственно предстоящий «поворот в настроениях» (который действительно произошел три дня спустя). Все его усилия удержать ситуацию были тщетны. В состоянии глубокой депрессии ему оставалось лишь поверить словам, обращенным к нему его фанатичной единомышленницей Виолеттой Бонем-Картер: «Твой час еще настанет».
После Мюнхена все силы, поддерживавшие в свое время «Фокус», стали проявлять лихорадочную активность. Теперь, когда надежды, связанные с Чемберленом, а также с Иденом, которому втайне оказывали покровительство, не оправдались, должна была наступить открытая конфронтация с правительством и апологетами из консервативной партии, верными сторонниками этого правительства, старавшимися выглядеть независимой «надпартийной» группировкой. Лишь теперь, перед лицом грозящей опасности полу-изоляционистских решений Западного пакта, профсоюзные деятели, лидеры рабочей партии, либералы, активисты Лиги Наций и публицисты левого толка были готовы пропагандировать не только идеи Черчилля, но и его личность. Зимой 1938/39 года началась кампания, имевшая своей целью популяризацию личности Черчилля в широких массах рабочего класса Британии как «последней надежды нации» и «противника Гитлера». Он сам начиная с октября 1938 года не стеснялся больше на дополнительных выборах поддерживать оппозиционных кандидатов «Народного фронта» и голосовать в парламенте против правительства, хотя подогреваемые со стороны левых надежды на раскол в консервативной партии не оправдывались. Летом 1939 года дело дошло до «надпартийной» черчиллевской кампании, в которой принимали участие почти «вся пресса и широкие политически активные слои общества». Сам Гитлер, который в этот период шел на все и стремился вступить в конфликт с Англией, очень успешно поддерживал эту кампанию личными нападками.
