Сергей Луганский - Небо остается чистым. Записки военного летчика.
Налет как налет, бой как бой. На фронте мы к этому привыкли. Когда показались «фоккеры», никто из наших даже не спрятался в укрытие. Тем удивительней показалось нам поведение гостей. Веселость их как рукой сняло, едва они заслышали вой моторов немецких самолетов. Первым бросился в блиндаж маршал. За ним – остальные. Забившись в блиндажи, американцы настолько испугались, что чуть ли не под столы забрались. Помнится, летчиков наших это очень поразило. Случай обсуждался до самого вечера.
Защищали гостей лишь рассудительные техники.
– Смешно вы рассуждаете, товарищи. Мы сколько уж воюем? О, с самого сорок первого. А они? Да они еще и пороху как следует не нюхали. В диковинку им все это. Вот подожди, повоюют, тогда…
Сами американцы были заметно смущены неожиданным происшествием. Мне подумалось тогда, что надо было бы кому-нибудь из нас тоже броситься с гостями в укрытие: за компанию. Но мы же и не предполагали, что обычный рядовой налет вызовет у них такую панику.
Сильнее всех переживал унижение почему-то переводчик. Остальные же сделали все возможное, чтобы воспринять случившееся в комическом свете. Скоро они опять хохотали и приставали к ребятам с расспросами.
Вечером в общей землянке был накрыт праздничный стол. Хозяева и гости расселись кто где хотел. Американцы и тут показали себя веселыми, общительными людьми. После нескольких тостов за победу, за дружбу русских и американцев создалась весьма непринужденная обстановка. Шум, смех, мешается русская и английская речь.
Маршал за столом показался мне совсем не военным человеком. Без большой фуражки, с маленькой редковолосой головой, он походил на самого обыкновенного штатского, зачем-то надевшего военную форму. Генерал Рязанов, его сосед, хлебосольно угощал американца, время от времени прося кого-нибудь из наших передать ему тарелку или открытую банку консервов. И ел и пил маршал с удовольствием.
Но самым веселым был угол, где сидели Дунаев, Корниенко и высокий сухопарый полковник с двумя рядами орденских планок на груди. Американский полковник был уже сильно навеселе и беспрерывно хохотал над рассказами наших летчиков, закидывая счастливое беспечное лицо. Наши быстро нашли с ними общий язык.
Но вот генерал Рязанов, незаметно подмигнув мне, попросил внимания, постучав по стакану. Шум и смех за столом пошли на убыль. Все приготовились слушать. Командир нашего корпуса завел речь об открытии второго фронта.
Речь советского генерала не имела успеха. Развеселившиеся американцы готовы были говорить о чем угодно, только не об этом щекотливом деле. Едва дождавшись конца речи, маршал бросил несколько ничего не значащих общих фраз и поспешил перевести разговор. Однако Рязанов упрямо гнул свое. С наивным выражением лица он попросил перевести гостям анекдот.
– Да, да,- откликнулся переводчик и отставил стакан.
– Какой-то чудак, удобно расположившись у бочки с водой, неторопливо отчерпывает в ведро чайной ложкой,- начал генерал.- «Да чего ты мучаешься? Возьми и отлей, сколько нужно».-«Зачем?- отвечает чудак.- Мне торопиться некуда».
Неожиданно расхохотался угрюмый переводчик. Он первым оценил лукавство генерала. Намек на затяжку с открытием второго фронта был слишком ясным.
Сухощавое, в мелких морщинках лицо маршала покраснело, но он, ничего не сказав, только рассмеялся и погрозил Рязанову пальцем.
Генерал, как бы ни о чем не догадываясь, с улыбкой развел руками.
Кто-то быстро предложил очередной тост, и минутная неловкость была замята.
Подвыпив, американцы потребовали музыки и танцев. Мы вспомнили, что кто-то из бойцов по вечерам как будто пиликает на баяне. Послали найти этого музыканта и привести.
– Какой из него музыкант!- удивился Николай Шутт.- Знаю я его. Он только учится.
– Ничего, ничего. Хоть пошумит.
– Ну, пошуметь он сумеет!…
Баянист скоро явился. Николай был прав – им оказался боец охраны, который совершенно не умел играть. Я часто видел его в лесу на пенечке, от скуки и безделья он пытался выучиться играть на трофейном аккордеоне.
Вступив в землянку, боец совсем растерялся. Подмышкой он держал новенький аккордеон. Один из американцев, разгоряченный выпивкой, шумно вскочил и, обняв музыканта, потянул к столу. Боец, щурясь от яркого света, от блеска генеральских звезд, упирался. Я поднялся. Проходя мимо бойца, вполголоса сказал:
– Ну, чего ты – сыграй что-нибудь. Просят же.
– Товарищ капитан,- испуганно взмолился он,- да я только «Матаню» умею!
Долговязый американский полковник, раскачиваясь со стаканом в руке, смотрел на нас и пытался понять, о чем мы говорим.
– Ну, давай свою «Матаню»,- махнул я рукой.- Только погромче играй!
– Оскандалимся, товарищ капитан!
– Ничего, садись и играй. Только громче.
– Это я могу,- с готовностью откликнулся музыкант и, придвинув табуретку, уселся. Кое-какие навыки у него уже появились – он с таким шиком набросил на плечо ремень аккордеона, так уверенно пробежал пальцами по клавишам, что гости, следившие за его приготовлениями, почтительно умолкли.
Чтобы ненароком не расхохотаться, я поспешил выскочить за дверь.
Но, выходя из землянки, в самых дверях я еще успел расслышать громкий голос подвыпившего полковника:
– Вальс!… Штраус!… Да?
Бедный музыкант!…
Наутро гости проснулись поздно. Может быть, они проспали бы еще дольше, но генерал Рязанов, озабоченно посматривая на часы, послал меня разбудить их. Сам он по привычке был на ногах с раннего утра. Чтобы не мешать мне распоряжаться в своем хозяйстве, командир корпуса налег на телефон, связываясь со своим штабом и с соседними полками. Через час должна была подняться в воздух первая волна самолетов,- начало большой наступательной операции.
– Американцам надо это обязательно посмотреть,- сказал он, решив разбудить подгулявших вчера гостей.
В самом деле, это был лучший случай показать американцам всю мощь советской авиации.
Гости не успели позавтракать, как началось наступление. Все выскочили из землянок и задрали головы. Небо гремело. Над нашими головами нескончаемым потоком шли тяжелые эскадры бомбардировщиков, «петляковых», штурмовиков, надежно прикрытых истребителями. Самолеты шли несколькими ярусами, зрелище было внушительное.
За обедом американцы были молчаливы, лишь изредка переговаривались о чем-то, почти не поднимая глаз от тарелок. Их сдержанность можно было объяснить по-разному. Может быть, они устали после вчерашнего веселого ужина, поднявшись сегодня утром намного раньше привычного часа, а может быть, каждый из них вспоминал и оценивал все, что довелось увидеть при начале нашего наступления. Во всяком случае, фразы, которыми гости время от времени перебрасывались, были коротки, деловиты. Никого из наших генералов на этот раз за столом не было – и Рязанов и Баранчук уехали, извинившись: срочные дела требовали их присутствия у себя в штабах.
