Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое
И еще один раз мы увиделись с Володей – в 1991 году. Он стоял у буфетной стойки в Пестром зале ЦДЛ. Я пристроился за ним. Буфетчица налила ему стакан водки и обратилась ко мне: «А вам, Аркадий, сколько?»
Услышав знакомое имя, Володя обернулся, увидел меня и произнес так, словно мы – два старых друга: «Привет, Аркадий! Как дела?» – «Нормально, Володя, – сказал я просто. – У тебя как? Ты все ТАМ же?» Он выпил залпом полстакана и грустно ответил: «Нет... У нас все, как ты знаешь, переменилось. Набрали новых, старых почти всех разогнали...» Я попытался успокоить его: «Все наладится, и тебя восстановят». Он допил стакан и задумчиво констатировал: «Нет, Аркадий. У НАС после таких ситуаций уже не восстанавливают...» Я его больше не встречал. Не исключаю, что сегодня он работает в какой-нибудь частной охранной структуре...
Я уже говорил о своей приверженности к спринту как в творчестве, так и в жизни. В юности выдыхался на длинных и средних дистанциях. Впоследствии меня так же не хватало на многолетние проекты, на многостраничные произведения, на многочасовые посиделки... Но все-таки однажды преодолел среднюю творческую дистанцию, правда, не за один раз, а в три приема.
В 1985 году, отдыхая в знаменитом Коктебеле, заболел я одной творческой идеей и написал там же полностью придуманную ненаучно-фантастическую историю о странном острове. В аллегорическом смысле эта история была моделью нашего тогдашнего общества. Получилось сорок с лишним страниц машинописного текста, что являлось для меня своеобразным рекордом. Шансов на публикацию рукописи в ее первозданном виде не было никаких – часть читателей могла не понять, часть издателей – не разрешить по идеологическим соображениям. И тогда возникла мысль обрамить мою историю некими реальными обстоятельствами. Естественно, что и так называемые реалии должны были иметь ироническую, полуфантастическую окраску. Я оттолкнулся от структуры редакции некоего журнала, которому дал название «Поле-полюшко». Редакционная структура была мне близка, учитывая весомый опыт сотрудничества с журналом «Юность». Некоторые сотрудники журнала стали прототипами будущих персонажей повести.
Подробно пересказывать сюжет, как это иногда делают литературные критики, я не собираюсь, но схему изложу. В редакцию журнала «Поле-полюшко» некий странного вида, неизвестно откуда появившийся человек приносит не менее странную рукопись (мою «историю»). Рукопись эта начинает ходить по редакции, и на каждого, кто ее читает, оказывает разное, необъяснимое, мистическое воздействие. При этом основные события, происходящие в принесенной рукописи, удивительным образом переплетаются с событиями, происходящими в редакции. Это словно два параллельно существующих мира. Главный герой рукописи – хозяин острова, жестокий диктатор. Он выполняет возложенную на него задачу быть диктатором. Но диктаторское начало в нем борется со свободолюбивым началом, и он презирает своих рабов, не желающих воевать за свободу. Он даже тайно, под выдуманным именем, распространяет среди населения вольнолюбивые стихи, призывающие к свержению существующего режима. Но как диктатор публично казнит тех, кто эти стихи распространяет...
В конце концов, революция свершается, диктатора убивают, но происходит страшное извержение вулкана, в результате которого весь остров, подобно Атлантиде, навсегда исчезает в глубинах океана...
Приведу лишь два примера творчества диктатора, страдающего комплексом вольнолюбия.
ОБРАЩЕНИЕ К ЛЮБИМОЙ СОБАКЕ
Ты ненавистна мне, ставшая доброй собака!
Рабски покорною сделал тебя твой хозяин
И, усмехаясь довольно, зовет своим другом.
Жалко виляя хвостом, ты его ненавидишь,
Мерзко скуля, со стола принимая объедки.
Острые зубы твои и клыки притупились.
Задние лапы во сто крат сильнее передних.
Пусть же палач две передние вовсе отрубит,
Чтобы они не мешали служить господину.
Ты и рычишь-то на тех, кто намного слабее,
Чья незавидная доля похуже собачьей.
Да и раба своего в человечьем обличье,
Как и тебя, господин называет собакой.
Встань ото сна, напряги свои лапы, собака!
Ночью к обрыву Свободы сбеги незаметно,
Там о скалу наточи свои зубы и когти,
И доберись ты до самого края обрыва,
Чтобы оттуда пантерой на грудь господина
Прыгнуть – и вмиг разорвать его горло клыками,
И распороть его сытое, жирное брюхо,
И утолить свою жажду хозяйскою кровью,
И отшвырнуть эту падаль поганым шакалам,
И возвратить себе гордое имя – СОБАКА!
ОБРАЩЕНИЕ К ВЕРНЫМ РАБАМ
Раб свою жизнь проживает по-рабски в тоске по свободе.
Хвалит ВЧЕРА, проклинает СЕГОДНЯ, надеясь на ЗАВТРА.
Но наступает его долгожданное ЗАВТРА... И что же?
Он уже хвалит все то, что ВЧЕРА предавалось проклятью.
Он проклинает все то, что ВЧЕРА ему было надеждой,
Снова надеясь на ЗАВТРА, и ЗАВТРА опять наступает.
Только раба уже нет – он ВЧЕРА перебрался в могилу,
Детям своим завещая надежду на новое ЗАВТРА...
Что же рабу в его жизни проклятой тогда остается,
Если ВЧЕРАШНЕЕ он никогда возвратить не сумеет,
Если извечное ЗАВТРА несчастный увидеть не сможет?
Только одно – утолить свою жажду свободы СЕГОДНЯ!
* * *
Я назвал свою повесть «Рукописи не возвращаются», умышленно обозначив мое преклонение перед великим Михаилом Афанасьевичем Булгаковым.
Когда «Рукописи» прочитал ответственный секретарь «Юности» Леопольд Абрамович Железнов, он, как человек искренне преданный коммунистическим идеям, спросил меня: «Вы что же, Аркадий, хотите сказать? Что революция, свершившаяся на вашем острове, в результате извержения вулкана привела к гибели всю цивилизацию? А ведь извержение вулкана – всего лишь прикрытие вашей основной идеи – революция как таковая обречена на гибель. Вы это хотите сказать?»
Я ответил, что извержение вулкана и гибель острова – это всего лишь символ того, что диктаторское и свободолюбивое начало в одном человеке ужиться не могут и обязательно рано или поздно приведут к гибели и того, и другого.
Он помолчал и сделал заключение: «Эту вашу позицию вы будете объяснять в Центральном комитете партии... Если, конечно, ваша повесть когда-нибудь будет опубликована!»
И я безмерно благодарен тогдашнему главному редактору «Юности» – Андрею Дементьеву, который взял на себя ответственность за публикацию «Рукописей» на страницах вверенного ему журнала. Конечно, мне пришлось сделать несколько незначительных компромиссных поправок.
Повесть «Рукописи не возвращаются» была опубликована в декабрьском номере журнала «Юность» в 1986 году.
