Сальвадор Дали - Дневник одного гения
12. Существует особая разновидность крупных мух, которых обыкновенно называют военными мухами или же просто псами: они издают весьма громкое жужжанье; летают довольно быстро; наслаждаются долгою жизнью и зиму проводят без пищи, прячась в обшивке стен. Что в них особенно поразительно, так это способность поочередно выполнять мужские и женские функции, покрывать других после того, как покрыли их самих, и сочетать в себе, подобно сыну Гермеса и Афродиты, двойной пол и двойную красоту. Я бы еще многое мог добавить к этой похвале, но предпочитаю остановиться из опасения, как бы еще, чего доброго, не заподозрили, будто я, как говорится в известной поговорке, хочу сделать из мухи слона.
Приложение 3
Дали еще в 1935 году посвятил Пикассо поэму, где собрал воедино все мысли и предчувствия о гениальных опытах того, кого считает своим вторым отцом.
Феномен биологический
и династический
который составляет кубизм
Пикассо
был
первым великим имажинативным каннибализмом
превзошедшим экспериментальные амбиции
современной математической
физики.
* Жизнь Пикассо
заложит еще не понятую
полемическую основу
в соответствии с которой
физическая психология
снова пробьет
брешь из живой плоти
и кромешной тьмы
в философию.
* Ибо по причине
идей материалистических
анархических
и систематических
Пикассо
мы сможем познать физически
экспериментально
и не обращаясь
ко всяким «проблематическим» психологическим новшествам
с кантианским привкусом
«гештальтизма»
всю нищету удобных
и ограниченных в пространстве
объектов сознания
со всеми их трусливыми атомами
ощущений бесконечных
и дипломатических.
* Ибо гиперматериалистические взгляды
Пикассо
доказывают
что каннибализм племени
пожирает
«вид интеллектуальный»
что местное вино
уже омочило
семейную ширинку
феноменологической математики
будущего
что существуют экстрапсихологические
«четкие образы»
промежуточные
между
имажинативным салом
и
монетарными идеализмами
между
арифметикой бесконечности
и математикой кровожадности
между «структурной» сущностью
«навязчивой подоплеки»
и поведением живых существ
контактирующих с этой «навязчивой подоплекой»
ибо эта самая подоплека
остается
совершенно внешней
по отношению
к пониманию
гештальт-теории
ибо
эта теория четкого
образа и структуры
не обладает
физическими средствами
позволяющими
анализировать
или хотя бы
регистрировать
человеческое поведение
перед лицом
структур
и образов
которые бы
объективно
являлись
физически безумными
ведь в наши дни
насколько я знаю
не существует физики
психопатологии
физики паранойи
которую можно было бы считать
всего лишь
экспериментальной основой
будущей
философии «параноидно-критической» деятельности
которую я однажды
попробую полемически рассмотреть
если у меня будет время
и настроение.
Приложение 4
После первой мировой войны, словно сметающий все на своем пути бурный прилив, внезапно нахлынуло сюрреалистическое движение. Бок о бок с возрождением воображения (и по необходимости связанная с ним, дабы дать ему возможность реализовать себя) развивалась и разрушительная сила, которая с ожесточением обрушивалась на все формы узаконенной власти, отрицая все и всяческие социальные ценности: армия, правительство, религия, музейное классическое искусство были избраны мишенями бесконечных нападок, подвергались непристойным, попросту скатологическим оскорблениям, а порой выставлялись на всеобщий позор и осмеяние (усы у Венеры Мило).
Тот факт, что Дали, такой законченный сюрреалист, оказался единственным среди великих, который умудрился путем психической работы своего воображения (по меньшей мере) превратить свой собственный повседневный «католический, апостольский римский» опыт в художественную материю высокого стиля, способную одновременно оставаться конформной и духу догмы (как о том свидетельствует встреча с Его Святейшеством папой Пием XII) и духу сюрреализма — во всяком случае, главному в нем: психическому механизму имажинативного творчества, — уже само по себе представляет собою событие достаточно выдающееся, и мы можем с полным основанием предположить, что встреча двух столь богатых и столь плотно насыщенных гуманизмом явлений, какими являются сюрреализм и христианство, должна поднять человеческое достояние на некий новый, небывалый уровень могущества.
Известно, что с тех пор, как несколько лет назад Сальвадор Дали предался религиозным, можно даже сказать, мистическим занятиям, в жизни его произошли важные, разительные изменения, Свидетельством тому не только его чтения, но и встречи его с самыми эрудированными прелатами Испании. Святой Иоанн на Кресте, Святая Тереза Авильская, Игнатий Лойола: великие мистические писания, труднейшие теологические проблемы неизменно составляли основу забот и размышлений творца из Кадакеса. Результатом всего этого стал «Мистический манифест сюрреализма» и новый иконографический период в его творчестве, о котором Мишель Тапье столь удачно выразился, назвав его «далианской преемственностью». В центре этого периода были две темы; «Рождество» (от 1949 до 1951 года) и увенчавшая его «Мистическая Мадонна», а после 1951 — года Страсти Господни. И это было величайшим чудом далианской изобретательности, что такое абстрактнейшее и лишенное всякой пластичности погружение в вербальные конструкции религиозной онтологии не иссушило глубинных источников фантастического зрительного воображения.
Самое поразительное, что этот «экзальтированный отвратительный карьерист, паяц и мегаломан», как окрестили его те, кто судил лишь по поверхности явлении, променяв схоластику на кисть и краски, напрочь забывает все случайные исторические суперструктуры и раскапывает погребенные где-то в самой глубине наиболее архаические наслоения, представляющие собою древнейшее наследие периодов тысячелетней давности. Таков оказался итог исследования примера Мистической Мадонны, рассматриваемого не с точки зрения эстетической, а с точки зрения истории религий. Вот как выглядела бы вереница картин, если бы последовательно наложить их друг на друга: Пресвятая Мадонна, Христос, хлеб; хлеб как растительная эмблема зерна — питательный зародыш, символ, подкрепленный снизу пшеничным колосом, а сверху яйцом, связанным нитью с раковиной и направо с гранатом и с девственными раковинами — под «Rhinoceronticus — Protonicus» «Риноцеронтикус-Протоникус», «Носорожьим протоном» и с его рогом (рассеченным на части). Предварительные исследования этого произведения показывают нам Рождение Христа в виде зерна, которое прорастает, раздробляя на части голову Мадонны. В другом месте появляется окруженный облаками Носорог в позе поклоняющегося ангела. Так вот, самое древнее религиозное послание, которое пришло к нам от наших доисторических предков, — это захоронение умерших, в позе зародыша скрючившихся в своем земляном мешке, в каком-нибудь глиняном кувшине, часто спрятанном в пещере, этого едва замаскированного символа возрождения в потустороннем, загробном мире. Потом идет культ «Магна Матер», Великой Матери «Уммы», «Аммы», «Ма», «Майи», матери Будды, которая в христианской религии превратилась в «Марию», чье архаичное имя не устают заново изобретать нынешние дети. То есть неизменное питающее и зачинающее начало, будь то в виде растительном, соответствующем цивилизациям аграрным: культ колоса, злака, зерна, из которых прежде всего следует назвать Сивиллу, Деметру и т. д., а позднее порою культ фруктов, граната, винограда, источника вакхического опьяняющего напитка, который в свою очередь представлен множеством напитков экстаза и бессмертия (иранский хаома, индуистский сома и т. д.); или же в облике животном: «Магна Матер», часто в облике священной коровы (от Индии до Египта), покрываемой божеством в виде быка, что соответствует временам пастушеских цивилизаций: Энлиль, Бэл (месопотамский), Митра (иранский), Мин, Амон (египетские), Зевсы (троянский, критский, микенский), его сын Дионис: бог-бык, например Минотавр, похищение Европы, поклонение Золотому Тельцу в Библии, бои быков в Испании — все это не что иное, как примеры, среди множества прочих, выживших и уцелевших явлений такого рода. К тому же этот бог-бык, называемый еще Высочайший, всегда бог неба и часто связан с состоянием пророческого опьянения (таковы Амон, Апис, Дионис и т. д.). Состояние экстаза, достигаемое с помощью «параноидно-критического» метода, оказывается, таким образом, прямым преемником традиций священного опьянения и связано с теми же самыми исходными элементами. Тот факт, что этот метод изобретает носорогического rhinocéronticus, есть верная гарантия подлинности и неповторимости далианского воображения. Сведение двух бычьих рогов к одному распиленному выражает кастрацию. Символически она представлена во всех религиях (от увечья Абеляра до тонзуры и целибата христианской церкви). И то, что Дали именно с Христом, а не с Мадонной связывает воспроизводящую силу, тоже «вписано» в мифы, как древнейшие, так и в самые недавние: от наивысшего солнечного божества, которое само себя оплодотворяет (египетский бог Ра), до Юпитера, произведшего на свет не только Семелу, но также и Афину (из осколков собственной головы), и, наконец, уже совсем близко к нам Адам, создающий Еву.
