Алексей Шерстобитов - Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера
Заснув быстро и спокойно, хотя и с мыслью, не дававшей покоя — лицо Сергея, хоть и изменённое освещением, временем и, по всей видимости, изнуряющими тренировками, было знакомым. Мне не нравятся безответные вопросы, может, именно поэтому проснулся я, уже зная, кто это. Человек в роговых очках был никто иной, как господин Мавроди. Правда с утра, на проверке, он выглядел несколько иначе, изменённый видом только что проснувшегося человека.
Милиционерам нравилось над ним подшучивать, местом для отдыха он выбрал себе верхнюю кровать на втором ярусе, правильность чего оценил я уже через месяц. Отходил ко сну он за пару часов до утренних проверок, ложась спать, просовывая ноги в рукава куртки, основной её частью укрывая среднюю треть тела, таким образом ноги его оказывались будто стреножены. Очередная дежурная смена подкрадывалась тихо, резко открывая дверь, и если мы не успевали его заблаговременно будить, то он иногда вскакивал, не успев выскочить из куртки. Может быть, со стороны это и было потешно, но пару раз он серьёзно поскальзывался, что с его подагрой могло иметь последствия печальные.
Прошло некоторое время, и он удивил меня упражнениями на пресс, которые делал в течение полутора часов практически без остановок, закидывая ноги в лежачем положении за голову, пока не насчитывал двух - двух с половиной тысяч повторений. Но привычки втягивать развитые мышцы живота не было, скорее наоборот, и маленький «пузырик», впрочем, разрифлённый кубиками, потешно торчал. Выглядел он, не в пример всем его фотографиям, довольно крепко, день для него был ночью, а ночь — рабочим временем.
Мучавшая его подагра заставляла придерживаться жёсткой диеты, что давало и нам возможность приобщаться то к рыбным котлеткам, то к морепродуктам, которые в этой тюрьме пропускали лишь избранным.
Его дело было чрезмерно пухлым — более шестисот томов, состоящих, в основном, из фамилий и адресов потерпевших, в этот раз их насчитывалось десять тысяч, хотя говорилось о миллионах, кроме того его дело содержало всевозможные перепечатки уставных документов, бухгалтерских бумаг и разной другой дребедени, которой в нынешней юриспруденции принято раздувать количество томов для запугивания присяжных. Шутки ради, Гена приставал к нему периодически с вопросами о где-го зарытой «кубышке», иногда называя коллегой, опираясь на слова самого же «Пантелеича», который любил повторять с печальным видом, что его ожидает не одно, а целых два «пожизненных заключения», якобы ввиду пятидесяти двух случаев доведения до самоубийства не совладавших со своими эмоциями прогоревших вкладчиков. Нечего сказать, знатный «упырюга», но фактически отсидевший не более пяти лет, и давайте будем опираться не на что угодно, а на закон, в пику тому, что у нас принято называть человека, как кому заблагорассудится, обвиняя его во «всех тяжких» ещё до вынесения приговора.
Правда, Сергей любил частенько рассказывать и представлять свою деятельность как, в конечном итоге, направленную на обрушение экономики Соединённых Штатов Америки. Не буду высказываться на этот счёт, имея своё мнение, не совсем совпадающее с объяснениями.
Саша с Геной безошибочно шли по моей стезе в громких делах, но безнадёжно отставали по количеству подельников в коллективе. В общем-то, вчетвером мы жили дружно, без эксцессов, и каждый, как говорят, был настроен на свою волну. Книги, тихие разговоры, салаты, скромные застолья на сухую, с бесхитростными блюдами, которые можно приготовить в местных условиях, подготовки к судам, спорт, прогулки, особенный вкус которым придавали медленные спарринги с Александром Лазинским, бывшим на свободе ещё и преподавателем рукопашного боя. Общение с ним вообще оставило приятные воспоминания. Эти полгода, проведённые одним составом, что на самом деле редкость для этой тюрьмы, дали понимание камерной терпимости или, как сейчас модно говорить, толерантности — редкостный опыт, тем более применимый и на свободе.
Вечер обычно был насыщен повествованиями «Пантелеича» о прошедшем заседании суда и очередных выступлениях потерпевших сторон, всегда имевших разную окраску, но постоянно желающих вернуть пропавшие деньги и, разумеется, не во вложенных количествах, а в сотни, зачастую, и в тысячи раз больших суммах. Настрадавшиеся от чрезмерного доверия и своей жадности люди не понимали, что чем реальней будет иск, тем больше будет шансов его возмещения, и раздували свои запросы до миллионов долларов по совету неизвестно откуда появившегося общественного лидера, для начала выведшего какой-то коэффициент, а после просто в открытую начавшего наживаться на несчастье и так уже пострадавших, в основном, пенсионеров, собирая с них какие-то взносы, которые те разумеется в большинстве своем, здавали.
Частично надо отдать должное Мавроди, он не полностью признал свою вину и, на мой взгляд, имел на это право — ведь его задержали в момент, когда открытые им сотни касс продолжали выдавать без промедления не только нажитые обещанные проценты, но и полностью все вложенные суммы. То есть «пирамида», насколько я понимаю, ещё не вошла в фазу, где мошенничество можно было доказать, мало того, если б ему удалось охватить прилегающие страны, что, якобы, по его словам, входило в его планы и уже начинало осуществляться, то многие из граждан Российской Федерации имели бы возможность наживаться достаточно большой промежуток времени.
В виде компенсации, он предлагал найти те полтора десятка вывезенных из его офиса «Камазов» с деньгами и активы одной из нефтяных компаний, на момент суда (оставлявшие миллиард долларов и, как представляется, канувшие, по привычке государственной необходимости, н очередные (чьи-то) закрома. Разумеется, не всё так просто, но факт доброй воли с его стороны лично для меня был очевиден, а все несчастья, которые повлёк его арест, для граждан, вложивших свои средства в предложенное им, прежде всего нужно делить пополам между ними и им — ведь и ребёнку понятно, что такие вложения с такими огромными дивидендами несут такие же огромные риски. И современным гражданам, вкладывающим свои средства в новое предприятие «Пантелеича», необходимо это понимать. А не вновь, случись что, обвинять зачинщика — просто вовремя заберите свои средства…
…Эти строки интересны ещё тем, что пишутся во время второго пребывания в той же тюрьме — не самое плохое и Богом забытое место, к тому времени уже довольно подробно описанное бывшими сидельцами. Поэтому повторяться вряд ли стоит, хотя не со всем написанным я могу согласиться, что-то осталось недосказанным, что-то несколько надуманно, а что-то и совсем изменилось за два года моего отсутствия.
