Никита Михалков - Территория моей любви
Другое дело, что мы всегда оценивали военные картины по тем законам, по каким они были сняты. Как здорово играет Серпилина Папанов! Какой Лавров! Или, скажем, «Великий перелом», снятый в 1946‑м… Замечательная картина! С таким психологическим напряжением! Снимавшаяся непосредственно на развалинах Сталинграда! Но тем под большим грузом идеологии она находится. Поскольку ближе к войне. Еще бы, ведь сняли-то ее еще при Сталине.
И так трудно, замышляя сегодня фильм про войну, из-под всего этого выползти. Не менее сложно преодолеть и другое связывающее тебя обстоятельство – что существует историческая правда, что, условно говоря, 27 августа 1943 года 164‑я дивизия находилась там-то, а не здесь… Но надо ведь отдавать себе отчет в том, что ты сегодня делаешь кино для людей, которые, с одной стороны, насмотрелись «Матриц», «Властелинов колец», «Рядовых Райанов», а с другой – «Бумеров» и «Антикиллеров».
Снимать о Великой Отечественной что-то вроде «Антикиллера», разумеется, глупо. Но делать кино, которое по определению пройдет мимо новой аудитории, еще глупей. Потому что тогда – в лучшем случае – почтенная публика, зная твое режиссерское имя, вежливо досидит до конца.
А ведь сколько изумительного и еще практически не освещенного лучом кинопроектора было на этой войне!
Вот просматриваешь, скажем, записки одного бывалого солдата. И там сразу – удивительные вещи: как определить расстояние до предмета, надвинув на глаза каску, как определить расстояние до «высоты» с помощью выставленного пальца и той же самой каски. Или, допустим, как бежать в атаку и как падать под огнем вражеского пулемета. Нужно упасть и отползти в сторону, не по направлению бега. Отполз метров на пять-шесть в сторону, встал, опять пробежал шагов десять и снова упал. И так дальше, все ближе к врагу. Бывалый солдат рассчитывал скорострельность пулемета «MG‑42» и в зависимости от этого прикидывал, сколько секунд, сколько шагов можно пробежать, чтобы потом опять затаиться. Такие вот солдатские мудрости. Или как переходить реку по движущимся льдинам с шестом? А нужно поймать «правильный лед». Это если, конечно, есть возможность ждать его. Много подобного мы находили. Искали такие детали, факты, знания, которых нет в официальных книгах, воспоминаниях.
В гигантском количестве материала мерцали жемчужинами просто невероятные вещи. Представьте, немцы ушли, но не смогли забрать с собой пушки. Вынули замки, прицелы и решили, что все: оружие негодно. Но они же не знали, на что способен «кривой» русский ум. Поэтому были потрясены, когда их стали накрывать снаряды.
Что же сделали наши?
Целились через дуло, пытались рассчитать траекторию – и рассчитывали. А чтобы выстрелить, били кувалдой. Ну, первому кисти рук оторвало. Поэтому сделали кувалду на длинной ручке. А поскольку плечо рычага увеличилось, пришлось держать ее вдвоем. Но пушки стреляли! А немцам не могло даже прийти в голову, что такое возможно.
В раздумьях…
Но все же мы не снимали строго документальный фильм. Поэтому слоганом здесь можно было бы взять начальные титры из фильма «12»: «Не следует искать здесь правду быта, попытайтесь ощутить истину бытия».
Даже спецэффекты должны были подчеркнуть именно эту ноту.
Вообще, сегодняшний уровень компьютерной графики в мире столь высок, что уже существует как бы отдельно и от качества драматургии и актерской игры, и от уровня режиссуры. Все происходит само собой: человек на экране снимает с себя чужие лица, поворачивает голову на триста шестьдесят градусов, расплавляется, исчезает, материализуется, превращается в мышь… – и все настолько чисто сделано, что даже не понимаешь – как?! Поэтому я себе сказал, что удивить этим сегодня (по крайней мере я) никого не смогу.
Спецэффекты должны будут лишь помочь концентрации нашего особого взгляда на саму ситуацию войны, помочь акцентировать нашу точку зрения, точку отсчета.
* * *Сколько одновременно находилось на войне людей?
Допустим тридцать миллионов. Значит, это тридцать миллионов ситуаций. Если в атаку бежит десять тысяч солдат, каждый шаг по земле делает каждый конкретный человек – со своей натертой ногой, в своих сапогах, со своими запахами, своим особым ощущением потной руки, которой он сжимает автомат, со своей жизнью, своей памятью. Для командующего эти люди – номера частей, подразделений, в лучшем случае имена командиров полков. Но у того, кто бежит в атаку, есть имя, детство, мать, отец.
Вот как это соединить? А именно такого соединения мне хотелось добиться.
Какая разница синице, кто ее подкармливает: наш или немец? Был мальчик Петя, которого убили. Теперь синицу подкармливает какой-то Ганс, потому что ничего не имеет против синиц, а синица ничего не имеет против Ганса.
Что-то при этом меняется в мире или нет?.. И ведь это тоже война!
Мне было неинтересно рассказывать историю войны вообще или какой-то конкретной дивизии… Не хотелось воссоздать историю конкретной военной операции. Я не хотел бы, например, снять фильм о героях-панфиловцах или о спасении рядового Иванова. Не потому, что их подвиги были не важны, – просто меня другое занимает!
Ошибка наших прокатчиков заключалась в том, что они упустили момент формирования зрительских ожиданий от картины. С какой загрузкой зрителю идти в кинотеатр? Ни в одном анонсе не был сформулирован простой факт, что это притча, сказка… Ведь именно поэтому картина насыщена множеством метафор, поэтому она вся как бы в ауре русской метафизики.
Действительно, миры большой войны (особенно войны на твоей территории) – это воистину колдовские миры, где воюет всё и вся: и мужчины, и женщины, и старики, и дети, и скамейка, и вода, и лес, и птицы, и так далее. В данной картине мне именно это и хотелось передать. Какую роль в жизни целого полка или дивизии может сыграть комарик или паучок, который, собственно, вместе с мышкой и становится причиной того, что огромная цитадель, которая не сдавалась в течение года, за несколько минут превращается в пылающие руины?
Факты и документы
Я читал очень много документальной литературы, не опубликованной раньше, – не исторических исследований, а именно воспоминаний людей. Невозможно понять, как это происходило… Почему идет по лесу восемь человек, один отошел пописать, семеро пошли дальше, упала мина, и все они погибли? Почему именно он отошел и остался в живых?..
Или пятьдесят шесть ранений. У мальчика, молодого солдата. Его выхаживали всем госпиталем восемь месяцев. И вот через эти восемь месяцев он в новой форме едет на фронт – и на глазах у всего госпиталя в машину, в которую он сел, попадает снаряд.
