Евгения Мельник - Дорога к подполью
— Я их и запалы отнесла в сарай и зарыла в уголь, а к вечеру переправила по назначению. В нашей жизни бывают жуткие моменты и всякие неожиданные случайности, к ним надо быть всегда готовой. Самое главное — быстро соображать и уметь держать себя в руках. От этого зависят и успех дела и жизнь.
Я с завистью подумала о женщине-подпольщице, которой Ольга так доверяла, и мне захотелось сказать: «Возьми и меня переносить мины», но остановила мысль, что Ольга еще слишком мало знает меня, нельзя напрашиваться на большое доверие. Я ничего не сказала и лишь тяжело вздохнула.
Ольга расценила мой вздох, как сожаление о том, что надо покинуть старое кресло возле плиты, где я уютно пригрелась, и спросила:
— Тебе уже надо уходить?
А мне действительно не хотелось уходить: вечно спешишь, никогда не поговоришь по-человечески. Я посмотрела на часы — да, пора, — и хотела встать, но Ольга сказала:
— Это что, а вот недавно со мной был случай похуже, когда-нибудь расскажу.
Но я возразила:
— Нет уж, начала, так продолжай, один раз можно опоздать, Иван Иванович не выдаст.
Ольга не отличалась болтливостью, но сегодня, как видно, расположилась к задушевной беседе. Видимо, ей захотелось поделиться тем, что пришлось пережить.
Она рассказывала:.
— Надо было занести в один дом большую пачку газет и листовок и на этот раз объемистей обычной.
Вхожу в коридор, берусь за ручку двери, которая оказалась не запертой, открываю без стука… И что же вижу? В комнате сидят пять жандармов с бляхами на груди и все смотрят на меня. Я обомлела. Захлопнуть дверь и бежать? Невозможно, бессмысленно.
Я спокойно вошла, может быть, слишком спокойно улыбнулась и поздоровалась.
В дверях соседней комнаты, облокотившись о косяк, стояла хозяйка квартиры и тоже смотрела на меня. Глаза ее были широко открыты, и в них промелькнуло выражение ужаса. Она прекрасно знала, с чем я пришла.
Жандарм спросил:
— Кто такая? — и стал переводить взгляд с меня на нее.
Я ответила:
— Соседка, живу здесь во дворе. И обратилась к хозяйке:
— У тебя есть мясорубка?
— Есть.
— Дай, пожалуйста. Мне надо помолоть мясо, хочу сделать котлеты.
Хозяйка пошла в кухню, а я осталась наедине с жандармами. Они молча меня рассматривали, я тоже молчала и улыбалась им. Когда возвратилась хозяйка и дала мне мясорубку, руки ее дрожали, но никто этого не заметил, кроме меня.
Я вышла во двор и увидела, что у ворот тоже стоят жандармы, которых раньше не было. Что делать? Я не решалась со своим грузом идти мимо них и огляделась по сторонам: куда бы спрятать литературу? В глубине двора стояла уборная, я быстро туда зашла. Два бака для воды были пусты: водопровод ведь давно не работает. Но до них трудно дотянуться. Кое-как удалось открыть один бак, по частям побросать туда литературу и опустить крышку. Потом обошла вокруг уборной и отдала мясорубку одной соседке с просьбой передать хозяйке на другой день. Теперь со спокойной душой вышла со двора. Недели через полторы мы с Галкой — моей дочкой забрали из бака всю литературу.
А почему в квартире сидели жандармы? — спросила я.
Сторожили брата хозяина, подпольщика. Думали, что он явится сюда, и устроили засаду. Но безуспешно, не таким уж глупцом оказался брат!
Ольга и Сергей Шевченко
Как-то я познакомилась с мужем Ольги — Сергеем, приезжавшим по субботам из Сарабуза. Высокий, худощавый, со впалыми щеками и выражением суровой непреклонности в светло-серых глазах, Сергей казался мне решительным человеком, который никогда не сойдет с однажды выбранного пути, не отступит перед любой опасностью. Вот только суровость являлась не основной, а временной чертой характера Сергея. Суровость, ненависть и жажда мести, порожденные войной, были в то время свойственны многим, даже самым добрым, мягким и незлобивым людям.
Почти все, о чем я хочу сейчас рассказать, стало мне известно от Ольги и Сергея лишь после освобождения.
До войны Сергей работал начальником учебно-спортивного отдела общества «Пищевик», а Ольга — бухгалтером на базе «Динамо». Когда началась война, Сергея призвали на бронепоезд «Смерть фашизму». Он командовал пулеметным расчетом. На Перекопе бронепоезд участвовал в боях за бромзавод, поддерживая контратаки нашей пехоты.
Ольга с девятилетней Галочкой очень хотела эвакуироваться, но в Симферополе ее удерживала работа. А потом оказалось, что дороги уже отрезаны. Тщетно металась Ольга по вокзалу в надежде на какой-нибудь поезд: эвакуироваться было уже поздно.
Направляясь в Севастополь, бронепоезд, на котором находился Сергей, попал под Альмой в засаду. Фашистский танк прямой наводкой расстрелял паровоз: котлы взорвались, команда пустила поезд под откос. Бойцов, рассыпавшихся по кустам, гитлеровские самолеты расстреливали с бреющего полета. Оставшихся в живых окружили немецкие автоматчики и пригнали в Симферополь, в гостиницу «Европейская», откуда Сергей сбежал через окно. Спустя несколько дней его забрали из дома и засадили в «Картофельный городок». Потом перевели в тюрьму, а из тюрьмы по этапу отправили в лагерь на Перекопе.
В первые же дни плена Сергей задумал побег и стал подговаривать трех товарищей, в числе которых находился и Колдун, впоследствии работавший в подпольной организации и погибший в застенках гестапо.
В конце декабря им удалось бежать. Шли полем на Симферополь. А в это время по заснеженной дороге, направляясь к Перекопу, пять женщин и старик тянули по очереди санки, груженные продуктами и одеждой, предназначенными для побега военнопленных из лагеря. Среди женщин была и Ольга. Всю дорогу прошли пешком по колено в снегу.
Узнав о том, что Сергей с товарищами бежал, Ольга бродила у ворот лагеря, пытаясь передать кому-нибудь из пленных продукты, принесенные для Сергея. В это время гитлеровцы вывели за ворота человек двести мужчин, выстроили их и приказали стоявшим впереди снять обувь и плясать, а остальным петь «Интернационал». Поднялись крики, послышалась ругань, посыпались удары прикладами. Толпа запела, но не «Интернационал», а веселую украинскую плясовую, и десять босых мужчин заплясали на снегу. Если кто-нибудь останавливался, палачи его колотили до тех пор, пока он снова не начинал плясать. Гитлеровцы гоготали. У Ольги из глаз покатились слезы. Часовой обернулся к ней и сказал:
— Чего плачешь? Это юды.
— А разве «юды» не люди? — ответила Ольга. — У нас все люди одинаковы.
Часовой зло поглядел на нее и отвернулся. Натешившись, гитлеровцы стали прикладами загонять людей в подвалы зданий, стоявших рядом с лагерем. Ольга сжала кулаки и поклялась себе бороться с проклятыми врагами всем, чем только сможет.
