Наталья Тендора - Леонид Быков. Аты-баты…
Полгода работы, полумиллионный бюджет колоризации и знаменитая картина, снятая на черно-белую пленку, «заиграла» красками. Режиссер и генеральный продюсер проекта Игорь Лопатенок считает, что цветная версия «Стариков» получилась более мягкой, но не менее драматичной, а цвет открыл фильм для нового поколения, которое не привыкло смотреть черно-белое кино.
И все же, цветная версия легендарной картины Леонида Быкова, как и знаменитый телефильм «Семнадцать мгновений весны» в цвете, вызвал множество споров. В интернете было развернуто горячее обсуждение. Не всем зрителям понравилось такое нововведение. Особенно старшему поколению, которому трудно принять такое прочтение классики. Несмотря на филигранную работу мастеров, произведших полное пересканирование и ремастеринг звука, многие зрители остались верны черно-белому оригиналу.
Несмотря на это, окрыленные первым успехом, авторы проекта в ближайшие два года ожидают бум колоризации российских фильмов. В данный момент, кроме перечисленных лент, цвет приобрели: «Золушка», «Волга-Волга», «Веселые ребята», «Подкидыш», «Офицеры»… Работы в этом направлении продолжаются. Говорят, в скором времени мы увидим в цвете и 3d формате – «Чапаева», «Валерия Чкалова»… Ведутся переговоры с Эльдаром Рязановым и Георгием Данелия по колоризации «Берегись автомобиля» и «Я шагаю по Москве».
Цитаты из фильма
– Арфы нет – возьмите бубен! (Титаренко)
– …Ну, а ты что скажешь о драке, Ромео?
– Бой видел, все видел: кресты, кресты, кресты, кресты, кресты…
– Ну а сам-то стрелял?
– А как же! Все до последнего патрона. Да вот только все мимо… (Вторая эскадрилья)
– Все, кто отличает ноту «до» от ноты «фа» – за мной! ( Титаренко)
– Я мог бы, конечно, и больше, но вы, товарищ командир, своим нижним бельем распугали всех немцев. (Кузнечик)
– «Макарыч, принимай аппарат! Во! Махнул не глядя!
– Во, можешь за хвост подержаться! Дракон уже не кусается… (Титаренко)
– А я для нашей «девятки» штуцера-а выбил…
– А «девятка» тю-тю…» (Титаренко – Макарыч)
– И парашют… тю-тю… (Макарыч)
– …И в тот же миг влюбленное созданье, включив форсаж, умчалось на свиданье. (Кузнечик)
– …Как сказал Шекспир в восемнадцатом… нет, в девятнадцатом сонете: «Гуляй, Вася!» (Зоя)
– …Тебя я понял, умолкаю! Не то по шее получу, и подвиг свой не совершу! (Кузнечик)
– Ну, могем! – Не могЁм, а мОгем! (Капитан пехоты – Титаренко)
– «Макарыч, в ставке Гитлера ходят упорные слухи, что некоторых «советских соколов» некоторые несознательные механики перед боевым вылетом крестят…
– В ставке Гитлера все малахольные». (Титаренко – Макарыч)
– «Я сбил. Я сбил, товарищ командир!
– Ай-ай-ай… что ты натворил! Придется родителей к директору вызывать…
– Честное слово, сбил!
– С испугу, наверное». (Вторая эскадрилья)
– Пилотом можешь ты не быть, летать научим все равно, но музыкантом быть обязан. (Титаренко)
– А я, между прочим, не в филармонию пришел наниматься, а драться. (Кузнечик)
– В жизни бывают минуты, когда человеку никто, никто не может помочь!.. Рождается сам и умирает сам… (Титаренко)
– Ромео из Ташкента загрустил. Джульетта в «кукурузнике» умчалась. (Кузнечик)
– Летать не умеют. Стрелять тоже… пока не умеют… Но, орлы! (Титаренко)
– Детский сад, а не пополнение. (Савчук)
– Это не вокал, это эскиз к вокалу. (Титаренко)
– Во!.. Только дорогу старшим надо уступать…
– В трамвае – пожалуйста, но не в бою!
– Споемся…» (Макарыч – Ромео)
– …Спокойно. Не надо оваций. (Кузнечик)
– «Между прочим… Где мои сто грамм за сбитый?
– Какой сто грамм, дорогой, тебе бочка чачи!…
– Я – непьющий, но – дело принципа!» (Кузнечик – Вано)
– Ну как у тебя там? Как у тебя там, Маэстро?
– Нормально… Падаю…» (Комдив – Титаренко)
– Не махни на танк, «не глядя»… (Комдив)
– Самое тяжелое в нашей работе – ждать… (Макарыч)
– Нет, это ты хорошо придумал, гм… Самое главное – вовремя… (Титаренко)
– Человечество должно же когда-нибудь понять, что ненависть разрушает. Созидает только любовь! (Кузнечик)
– Ребята, будем жить! (Скворцов)
БУДЕМ ЖИТЬ!
До последнего взлета
Ты держался в бою,
До последнего вздоха
Пел «Смуглянку» свою,
Но однажды в кабине,
Приняв бой за двоих,
В полумертвой машине
Дотянул до своих.
Ты был первым и лучшим
Среди нас, «стариков»,
Вот и нам выпал случай
Без тебя принять бой.
Дай нам Бог продержаться,
До тебя дорасти.
Дай нам Бог не сломаться
На нелегком пути.
Вот закончилась пленка
И притих кинозал,
По щеке у мальчонки
Покатилась слеза…
Это значит – недаром
Наш «Маэстро» сгорел,
Сохранил нам «Смуглянку»,
А себя – не сумел.
На войне все смешалось:
Песни, смерть и любовь.
Тем, кто выжил, осталось
Вспоминать вновь и вновь,
1
Как под звуки оркестра
Мы умели дружить,
Как веселый «Маэстро»
Говорил: «Будем жить!»
Будем жить мы, ребята,
Что б нам кто ни вещал,
Мы – поющие братья, —
Так он нам завещал!
«Аты-баты, шли солдаты…»
На Земле безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды – прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая, казалось, война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую – по размерам – шинель.
…А когда он упал – некрасиво, неправильно,
в атакующем крике вывернув рот,
то на всей земле не хватило мрамора,
чтобы вырубить парня в полный рост!
Говорят, Леонид Федорович очень любил это стихотворение Роберта Рождественского, и встречи со зрителями часто завершал именно им. Он и себя считал таким же маленьким человеком, солдатом.