Евгений Ланн - Диккенс
За несколько дней до рождества Чепмен и Холл издают «Рождественский гимн». В первый же день продано шесть тысяч экземпляров.
Диккенс возбужден. Ему пишут читатели — простые души, благослови их бог! — о том, как его «Гимн» читается в семейном кругу у камелька, и как эта книжечка заставляет их сожалеть о недобрых поступках (кто в них не повинен!), и как их души алчут добра, и прочее, и прочее.
Диккенс растроган. Его «Гимн» о сердце дошел до сердца этих простых людей. О, нет, не только простых! Диккенс энергически шагает по своему кабинету, — он еще не привык носить халат, и полы халата бьются, как незакрепленные на ветру паруса, — Диккенс шагает и в третий раз перечитывает письмо старого знакомца, лорда Джеффри.
Старик — не только известный литератор, он опытнейший судья, и ему ведомы закоулки человеческого сердца. Он— шотландец, прямодушен и не собирается извлекать выгоду из комплиментов своему молодому другу. Вот оно, это письмо:
«Вы должны быть счастливы, ибо можете быть уверены, что этой маленькой книжкой сотворили больше блага, пробудили больше добрых чувств и внушили сотворить больше благодеяний, чем все церковные кафедры и исповедальни за весь год с прошлого рождества».
Дрова постреливают в камине, салютуя его успеху. Он действительно счастлив — его проповедь не упала в вату; он повторяет про себя фразу, которую передали ему сегодня. По словам приятеля, Уильям Макпис Теккерей выразил свое суждение о «Рождественском гимне» в патетическом восклицании: «Кому охота слушать неодобрительные отзывы о такой книге? Да ведь эта книга — национальное благодеяние И щедрый дар каждому, кто ее прочтет». Неплохо сказано. Теккерей вырос в популярного юмориста и эссеиста, недавно напечатал «Барри Линдона» и «Мужние жены»… У него есть будущее, у этого парня большое будущее, не век ему украшать своими историйками и рисунками «Панч». «Национальное благодеяние» — неплохо сказано!
Можно ждать, стало быть, изрядной суммы от продажи «Гимна». «Мартин Чеззлуит» по-прежнему не сулит ничего утешительного, а в конце года скопились счета, по которым надо платить.
Но вести из конторы Чепмен и Холл неожиданно опять неутешительны. Продано тысяч пятнадцать экземпляров «Рождественского гимна», не больше, и мистеру Диккенсу следует получить фунтов семьсот с чем-то.
Расположение духа Диккенса меняется резко и решительно. На столе груда счетов, — в конце года они всегда портят расположение духа. Немедленно сократить расходы, — отдается приказ по дому. Но приказать легче, чем найти статьи расходов, по которым надлежит экономить. Конечно, виновата лондонская дороговизна. И прежде всего виноваты Чепмен и Холл. Они не умеют, черт возьми, издавать! Расходы по изданию «Песни» велики, продажная цена книги высока, — словом, покупатель колеблется, приобрести ли ему «Рождественский гимн» или воздержаться?
После окончания «Мартина Чеззлуита» он пошлет Чепмена и Холла ко всем чертям. Это решено.
Но как решить другой вопрос — сократить расходы вдвое?
Об этом нельзя и помышлять, оставаясь с семьей в Лондоне. Уже появился новый член семьи — сын Френсис Джеффри — пятый ребенок. Отчего бы не уехать со всей семьей на время в какую-нибудь благословенную страну, где можно будет тратить презренных фунтов куда меньше, чем в Англии? Жизнь в Англии требует таких статей бюджета, которых не знает, скажем, итальянец, живущий вполне комфортабельно у себя ка родине. Дом на Девоншир Террас можно снова сдать в аренду, как это было во время поездки в Америку. В Италии работать легче, чем дома, — ничто не будет мешать; там можно и отдохнуть после окончания «Мартина Чеззлуита» взглянуть на все эти знаменитые палаццо, баптистерии, лоджии и на прочие достопримечательности, о которых так много пишут. В Италии климат целительный, море чудесное, даже лучше чем в Бродстэре; пребывание там принесет детям пользу. И, наконец, можно будет написать книгу о поездке в эту страну, нечто вроде путевого дневника. Читатель любит такой жанр, а пишутся такие книги совсем легко.
О принятом решении Диккенс уведомляет Кэт.
Кэт, как и можно ждать, в смятении. Как они поедут в Италию с пятью детьми, с Джорджиной, с прислугой?
Женщины всегда пугаются, когда им сообщают о грядущем событии, выходящем за рамки повседневной жизни. Во всяком случае, Кэт не может найти существенных возражений против итальянского проекта. Он уже все обдумал, они поедут через Францию в карете, которую можно приобрести, — это будет удобно и избавит их от лишних хлопот. В июне он намерен кончить роман, а затем они едут в Италию. Все.
Работа над романом продолжается. Но теперь не так-то легко отказываться от почетных общественных повинностей. Надо занимать председательское кресло на торжественных актах в учреждениях просветительных, надо говорить речи, внедрять в умы слушателей уважение к образованию, рисовать заманчивую картину благоденствия, открывающегося перед каждым, кто приобщился к знаниям.
Об этом можно говорить с пафосом, и этот пафос будет искренним — от взволнованности и веры в благодеяния просвещения и наук. Он не может по хвастать глубокими знаниями в какой-нибудь области, но, не колеблясь, он утверждает, что только просвещение помогло ему найти пути познания добра и зла. Общество подверглось бы величайшей опасности, если бы эти пути были закрыты людям. Как могло бы оно карать людей за предпочтение порока добродетели, если бы у людей не было средств установить различие между добром и злом? Только просвещение, широкое, чуждое сектантской узости, помогает решить эту задачу, а те, кто пользуются его благодеяниями, разве они не испытывают понуждения передать полученные знания всем и каждому?..
Подобные речи говоришь с подъемом, в особенности если вокруг тебя не апоплектические рожи национальных Пексниффов, а молодые питомцы просветительных учреждений. На столе трогательные просьбы институтов Ливерпуля, Бирмингама, Лидса, Манчестера — произнести такую речь. Ливерпульский механический институт даже присылает на путевые расходы двадцать фунтов, которые возвращаются обратно. Разумеется, нет возможности ответить на все просьбы. Но все же он едет в Ливерпуль и Бирмингам, говорит речи.
Работа над романом не прерывается. Пекснифф старается обольстить бедную Мэри Грэм. Бедняжка обращается за помощью к помощнику гнусного лицемера, милейшему Тому Пинчу. Том не прозорлив — до сей поры он не мог распознать в своем патроне негодяя; лицемерие Пексниффа — слишком опасное оружие против простодушных Пинчей. Но наступает момент, когда и Пинчи прозревают, как прозрел и Том Пинч, после чего Пекснифф немедленно его выгоняет.
