Кэтрин Хепберн - Я. Истории из моей жизни
Принесла основную часть домкрата.
— Да… Так, значит, это низ… Это рукоятка… — сказала я.
Конек отыскала низ. Отлично. Они пошли обратно — я установила низ и направилась снова к бамперу — оказалось, что спущено правое переднее колесо. Я поставила домкрат там, где, по моему разумению, удобно будет осуществить балансировку. Господи, подумала я, а ведь машина-то может ускользнуть. Как… Я провела рукой по бамперу. Слишком толстый, подумала я.
Конек принесла рукоятку.
Я сказала:
— Да, это то, что нужно. Кто бы вот только подсказал, как прикрепить домкрат к бамперу, чтобы он действительно держался. Должна быть инструкция.
— О, инструкция есть! — воскликнула женщина.
Конек пошла обратно — нашла инструкцию, крикнула:
— Да… Есть отверстия…
Я легла на асфальт. О да, отверстие — вот оно. Хорошо. Все сходилось. Рукоятка подходила. Я нашла приспособление, благодаря которому домкрат двигался вверх или вниз. Принялась вращать рукоятку. Потом вдруг, соображая по ходу дела, спросила:
— Машина на тормозе?
— Да, — ответила женщина. Я продолжала вращать рукоятку, и машина стала подниматься. Прекрасно, подумала я.
Так, чуть выше, и можно снимать колесо. Отлично — колесо легко проворачивается. Я вынула рукоятку из домкрата и сняла пластину, защищающую лаги, навинченные на обод.
— Ну, вот и отлично. Сейчас отвинтим все эти…
Провернула рукоятку, чтобы отвинтить лаги, то есть попыталась провернуть.
— Ну-ка, проверим: по часовой — против часовой… — Как я ни крутила, результата не было никакого. В обоих вариантах это чертово колесо почему-то проворачивалось. Ну ты и дура. Ведь ты слишком высоко подняла машину.
Мои девчата прилагали неимоверные усилия, чтобы колесо не проворачивалось, — все впустую. Я подошла к домкрату, изменила положение приспособления «вверх-вниз», потом снова вставила рукоятку в отверстие. Качала, качала, но машина почему-то не опускалась. Что ж, подумала я, не желая окончательно расписаться в своей глупости, можно снять ее с домкрата, если изменю положение колеса, запустив двигатель и подав немного назад. Я вновь принялась раскручивать домкрат — уже теряя хладнокровие.
— Слушай, а правильно ли мы крутим? В какую сторону ты раскручиваешь гайку? — Я призадумалась. Так — эдак. — Сходи-ка, Конек, за моей сумочкой, достань бутылку и выясни, каким образом откручивается пробка.
Конек выполнила мою просьбу. Против часовой стрелки.
— Ну а теперь постарайся не дать колесу провернуться. — Я приложила последнее — неимоверное и отчаянное — усилие, чтобы отвинтить гайку. Они пытались удержать колесо. Мы потерпели фиаско. Безнадежно.
— Нам нужна помощь.
Я обошла машину, выйдя на проезжую часть автострады, и подняла руку. Конек и хозяйка машины сделали то же самое. Мимо нас одна за другой — ни на мгновение не задерживая ход — проезжали машины, за рулем которых сидели мужчины. Промчался — на очень высокой скорости — грузовик. Вот она, эмансипация, подумала я. Мы так жаждали ее!
Вдали на дороге показался еще один грузовик…
На сей раз я вышла на середину нескоростной полосы и подняла вверх обе руки. Шофер грузовика затормозил — проехав еще метров двести, — вышел. Молодой стройный негр. Я двинулась ему навстречу.
— Спустило колесо… Мы никак не можем отвинтить гайки… И еще домкрат никак не опущу.
— Хорошо, хорошо, — прервал он меня. — Машина на тормозах…
— Да, сэр, — подтвердила я.
Он опустил домкрат. И крутил по-другому и очень уверенно.
— Как вам удалось?
— Надо просто слегка ударить, мэм, потом вверх — или вниз (сопровождая объяснение жестами).
— Да, — сказала я, думая: ударять-то я ударяла. Может, я просто утратила самообладание?
Как бы там ни было, колесо стало опускаться, и лаги соскочили. Потом водитель снова поднял машину вверх и надел запасное колесо, которое у него крутилось свободно. Навинтил на обод гайки и, удерживая их гаечным ключом, зажал шину, чтобы подвинтить одну гайку. Замечательно, восхитительно — как в балете. Как это здорово — уметь заменить шину, знать, что нужно делать. Снимаю шляпу — и приятно, и достойно уважения.
— Знаете, мэм, мисс, вы так похожи… Знаете, так похожи…
— Вы угадали, — сказала я, наклоняясь вперед и продолжая наблюдать за его работой.
Круть, круть… Он не слышал меня.
— Вы… похожи на Кэтрин Хепберн.
— Я не похожа, я — она и есть.
— Есть что?
— Она…
Он издал стон, потом поднял на меня глаза. И простонал еще раз.
— Нет… нет. Такого не бывает…
— Да, я — она…
И снова стон. И — смех и свист.
— Я просто не могу поверив в это.
— Я докажу. Конек, на переднем сиденье целая кипа корреспонденции, там есть письмо, принеси.
Мы показали шоферу письмо — внутри лежал счет, на котором была отчетливо напечатана моя фамилия. Как он внутренне ни сопротивлялся, мы его вроде бы убедили. Однако он был просто не в силах поверить и, укладывая шину в багажник, продолжал охать, ахать и «ничегосебекать».
— Я докажу. Назовите ваше имя. Я пошлю вам свою фотографию.
Он назвался — Роберт Чэтмен. Живет в Джерси. Вот адрес.
Мы пожали ему руку. Он пошагал к своему грузовику, обернулся.
— До свидания, — сказала я. — Вы просто молодец!
Он крикнул навстречу ветру:
— Невероятно!.. Не верится. Ехал порожняком, чуть не спал за баранкой и вот — останавливает тебя женщина, и не кто-нибудь, а именно сама Кэтрин Хепберн!
Я пошла обратно к «своим девочкам».
«Не верится», — бормотала я. Мы прилагаем максимум усилий — все впустую. В приступе отчаяния пытаемся остановить кого-нибудь — впустую. Потом вдруг, когда мы уж были готовы сдаться, мимо проносится громадный трейлер, останавливается. Появляется мужчина, и не какой-нибудь, а — истинный джентльмен.
Можно ли еще употреблять это слово?
Голос
Иногда бывает невозможно объяснить причины, из-за которых человек страдает. Обычно они совсем ничтожны. Необъяснимый приступ тщеславия или слабая надежда — вроде моих претензий на умение петь, например, — или величина моих глаз.
Ребенком я всегда мечтала, что кто-нибудь скажет: «Какие у тебя большие глаза». Волк из сказки о Красной Шапочке сказал это бабушке, но никто так и не сказал этих слов мне.
Или: «Какой у тебя чудесный голос. Я слышал, как ты поешь и…» Впрочем, пение — это из другой оперы.
Марсия Давенпорт, жена Рассела Давенпорта, посмотрев фильм «Маленький священник», сказала: