Александр Борин - Проскочившее поколение
А внизу была чья-то приписка от руки:
Ваш Крюков пронес в сапоге нож и ночью зарезал в бараке человека.
Она не поверила своим глазам. Нож в сапоге? Зарезал? Какая-то дикая, чудовищная ошибка.
Но все, к сожалению, оказалось чистой правдой.
Информацию о том, что же на самом деле случилось в бараке, я собирал по крупицам. Изучал материалы следствия и судебного процесса. В колонии беседовал с начальством и самими заключенными, свидетелями происшедшего.
Постепенно складывалась такая картина.
В одном бараке с Крюковым находился некто Гаврилюк, бывший милицейский следователь, севший за крупную взятку. Вообще-то для бывших сотрудников органов создана специальная колония в Нижнем Тагиле, но тут что-то, видно, не сработало, произошла накладка, и Гаврилюк оказался в обыкновенном лагере.
С Крюковым у него с самого начала не сложились отношения. Гаврилюк, надо думать, на воле привык командовать и здесь тоже стал требовать от людей полного себе подчинения. А Крюков сразу же дал понять, что и сам не станет плясать под его дудку, и другим не позволит.
Стычки между ними происходили постоянно, по любому поводу. Заключенные в бараке чаще всего были на стороне Крюкова: мент, он и есть мент, хотя и бывший. Но Гаврилюка откровенно боялись. Боялись его пудовых кулаков, его зычного, хозяйского голоса, а особенно — кучки лебезящих перед ним, готовых ради него на все, послушных ему холуев.
Чем он их держал, большого секрета не представляло. Через кого-то из конвоя Гаврилюк наладил связь с волей и таким образом систематически добывал спиртное. А у кого в руках бутылка, тот и хозяин-барин.
Каким образом Гаврилюк получал водку, никто толком не знал, да и знать не хотел. Его дело. Но однажды так случилось, что, выходя вечером из барака, Крюков натолкнулся на солдата, передающего Гаврилюку что-то, завернутое в газету.
А утром за нарушение режима Гаврилюка на десять суток отправили в БУР, барак усиленного режима.
Вернулся он оттуда злой как дьявол и, увидев Крюкова, сказал:
— Донес, сука? Я сразу понял, что ты стукач. На роже написано.
— Врешь, — ответил Крюков, — поищи кого другого, кто на тебя доносил. Я этим делом не занимаюсь.
— Мозги-то мне не вкручивай, — сказал Гаврилюк. — Ты видел, ты и донес. Я вашего брата за версту чую. Знаешь, сколько таких, вроде тебя, говнючков было у меня на побегушках? Кто стучал за полсотни в месяц, а кто просто так, из любви к искусству. Славные ребятки, маму с папой продавали.
Крюков побледнел. Медленно и очень внятно произнес:
— Или возьми свои слова назад. Или… я тебя убью.
Гаврилюк захохотал.
Заржали и его холуи.
Из показаний свидетеля Маликова Д. К.Угрозы в бараке слышались каждый день. Люди ведь живут здесь на нервах. Но слова Крюкова прозвучали как-то по-особенному. Никто, конечно, не поверил, что он всерьез. И все-таки…
Из показаний свидетеля Девятинина О. З.Холуи Гаврилюка пригрозили Крюкову, что они его опустят. «Крепче ночью штаны держи…»
Из показаний свидетеля Белькова С. П.Теперь дня не проходило, чтобы Гаврилюк не задирался с Крюковым. Но тот больше уже не отвечал, молчал…
Из показаний свидетеля Гончарова У. Ф.Я обратил внимание, что ночью Крюков лежит с закрытыми глазами, но не спит. Я его спросил: «Все думаешь?» Он мне ответил: «Хватит, уже отдумался…»
Из показаний свидетеля Безбородова Д. Д.Как-то Крюков мне сказал, что вообще он верит в судьбу. Одним суждено жить, а другим терпеть. Только всему должен быть предел…
Из показаний свидетеля Новогорова Т. П.В тот вечер Гаврилюк рассказывал, как он спал с женой одного подследственного. Баба рассчитывала, что за это ее мужа отпустят, но суд влепил ему десятку. Мы хохотали. Кто-то сказал: «Жаль, у нашего Крюка нет жены. А то бы она нашу наседочку выкупила…»
Ночью в бараке проснулись от странного шума.
Над спящим на нарах Гаврилюком стоял Крюков. В руке у него тускло отсвечивал самодельный нож.
— Просыпайся, гад, — расталкивая Гаврилюка, с ненавистью сказал Крюков. — В последний раз спрашиваю, берешь свои слова назад?
Все остолбенели.
— Да он чумной! — крикнул Гаврилюк. — Да я тебя! — и попытался было вскочить с нар.
Но не успел.
Крюков с силой вонзил нож ему в живот.
Наступила мертвая тишина.
— Зовите охрану, — сказал Крюков.
Прочтя выданное мне в суде разрешение на свидание с приговоренным к высшей мере Крюковым С. В., начальник тюрьмы усомнился: «Не знаю, захочет ли он с вами разговаривать. Очень сложный человек».
Это я понимал и без него.
Крюкова привели. Я назвался, сказал, что о его деле в редакцию написала Галина Николаевна Сизова.
— Зачем? — спросил он.
Я объяснил: судебные инстанции пройдены, но остается еще помилование. Выступление газеты мало что решает, и все-таки если привлечь внимание общественности к сложной человеческой судьбе…
Он перебил меня:
— Я отказался подавать ходатайство о помиловании.
— Сроков тут нет, — сказал я. — Еще не поздно.
Он ничего не ответил.
Я вспомнил, как суетился, лебезил и при этом сильно негодовал приговоренный к смерти Вакорин. Там было все ясно. Сейчас передо мной стоял совсем другой человек.
— Сергей Васильевич, — сказал я. — Мне бы все-таки хотелось поговорить с вами.
Он пожал плечами. Обернувшись к конвоиру, попросил:
— Уведите меня.
— Все? — спросил меня конвоир. Я кивнул.
Крюков ушел, не оглядываясь.
Позже я узнал, что смертный приговор ему заменили пожизненным лишением свободы. Даже без его ходатайства.
Я уже говорил, что в пору моей работы в Комиссии по вопросам помилования мы долго пробивали закон о замене смертной казни пожизненным лишением свободы.
Если преступление настолько страшно, что любой, даже самый длительный срок — слишком мягкое наказание для преступника, то единственно адекватная для него кара — пожизненное заключение. И без смертной казни обойдемся, и злодея не пощадим.
Закон этот проходил очень туго. Депутаты Верховного Совета недоумевали: общество, страну захлестнула небывалая волна преступности, убийцы и насильники вконец обнаглели, а вы проявляете гнилой либерализм?
И все-таки, как альтернатива смертной казни при помиловании, пожизненное заключение в законе появилось. Противники смертной казни могли вздохнуть с облегчением.
