Алевтина Рассказова - Корейская гейша. История Екатерины Бэйли
Нет, я, конечно, уже видела раньше младенцев (вот Вадика, например, совсем недавно видела), но с таким крохой пока не встречалась.
– Кать, ну ты даешь! А как он, по-твоему, должен был выглядеть? Ведь ему же всего один день! – засмеялась Танина мама, и принялась его пеленать.
При виде того, как резво и бойко она запаковывала этого малюсенького карапуза в пеленку, меня охватил форменный ужас – я испугалась, что сейчас она обязательно что-нибудь ему поломает! О том, чтобы самой взять его на руки или хотя бы потрогать не могло быть и речи – я была уверена, что одним прикосновением причиню ему дикую боль. Я и Вадика-то все это время на руки не брала – боялась, что наврежу, а тут – такой кроха!
Но никто никому ничего не сломал и через считанные секунды вполне довольный малыш уже лежал на кровати «столбиком», лишенный малейшей возможности пошелохнуться.
Таня сидела тут же, на краю кровати, при этом странно устроившись на ней лишь половинкой своей «пятой точки».
– А ты чего сидишь как-то странно? – удивилась я.
– Посмотрела бы я, как ты бы сидела, если б тебе промежность разрезали! У меня, наверное, пожизненный геморрой теперь будет, – простонала она. Все ее лицо покрывали красные точки, выступившие, видимо, от напряжения во время родов.
– Сочувствую. Тебе, может, в стульчике дырочку вырезать, чтобы удобнее было сидеть? – пошутила я.
Таня тихонько засмеялась, одновременно постанывая от боли:
– Ты хоть не смеши, а? И так все болит!
– Ладно-ладно. Не буду, – заверила я и снова уставилась на младенца. Впервые в жизни я видела столь маленького ребенка, и все в нем казалось мне интересным и необычным. Впоследствии он стал для меня почти родным, так как вырос, можно сказать, у меня на глазах.
Джек тоже топтался радом, с интересом разглядывая свое «творение»:
– Николас! – с нежностью и восхищением прошептал он, и легонько потрогал малыша указательным пальцем. – Таня, а если по-русски он – Николай, то сокращенно как будет? Кола?
Мы прыснули от смеха:
– Коля! Почему Кола-то?
– Ну, если Сергей – Сережа, Павел – Паша, то значит и Николай должен быть – Кола! – возразил он, не понимая причину нашего смеха.
– Ну да, ты его еще «Пепси» обзови! – не унимались мы.
Санни стал звонить все реже и реже, объясняя это тем, что очень много времени проводит в командировках:
– Я четыре дня из семи провожу в других городах. Да и не всегда есть возможность позвонить, – объяснял он.
– Я понимаю, но все равно скучаю.
– Я знаю.
Зато он регулярно рассказывал мне, как знакомился с «важными людями»: однажды даже президент какого-то государства, настолько маленького, что на карте мира его лишь циферкой помечают, пожимал ему руку. Ну и что, что государство мелкое, но это же – Президент! И когда бы мы с ним ни общались, мы говорили только о его замечательной работе.
Меня это уже раздражало, так как начинало казаться, что работа его важнее всего, и даже меня. От таких мыслей мне самой становилось противно, потому что считала я их – «чисто бабскими». А у меня – вроде как умного взрослого человека – подобных глупостей быть в голове не должно. Но все равно было обидно, что разговор всегда шел только о нем, а у меня и не спрашивают: как работа, семья и так далее.
Со временем он вообще перестал звонить, так как мне из Кореи делать это было дешевле. Теперь я сама покупала телефонные карточки и с сотового телефона звонила ему в США. Таким образом, получалось, что ему это стало совсем уж бесплатно, а мне приходилось тратить деньги, заработанные в баре у Кима. Но экономия – да, она и вправду была «налицо»: ему так действительно было дешевле.
У меня по-прежнему была его банковская карта, которой я могла воспользоваться в любой момент, но мне было как-то «неудобно». Все-таки для проживания в Корее мне надо было «всего ничего» и моей зарплаты вполне хватало. А в Америке жизнь – дорогая. Так что я не снимала его деньги, стараясь укладываться в свои, заработанные. Да и самой мне было приятно осознавать, что я тоже могу себя обеспечить.
Как-то в апреле к нам в бар зашли друзья Кима. Насколько я поняла из их разговора, один из них собирался открыть в тауне магазин одеял. Вся его семья пока что жила в другом городе, так что ему требовалась помощница: продавец и приемщик заказов в одном лице.
– Если хочешь, можешь работать и у него, – предложил мне Ким. – С вечера пятницы и до закрытия в воскресенье – будешь здесь, а со вторника по пятницу – в магазине.
Хм-м, но тогда получается, что у меня будет всего один выходной, и работать я буду аки папа Карло – с утра до ночи! Хотя, это не так уж и плохо: в конце концов, так у меня будет меньше времени на невеселые мысли о своем браке, которые посещали мою глупую голову все чаще и чаще.
Кроме того, в тауне мне заниматься особенно было нечем, а деньги за работу в магазине предлагали хорошие – восемьсот долларов в месяц. Что в дополнение к предложенным при такой схеме Кимом двадцати пяти долларам в день плюс чаевые было очень даже неплохо. Поэтому я, немного подумав, согласилась. Тем более, в магазине тоже будет стоять компьютер с доступом в Интернет, так что скучать мне особенно не придется.
Через неделю я приступила к работе на новом месте.
Первое время от покупателей не было отбоя, так как сразу после открытия цены у нас были изрядно занижены – «прикармливали» народ. Но сильно уставать все равно не приходилось, ведь одеяла – это, все-таки, не пирожки: их не покупают каждые пять минут по десятку.
А в пятницу вечером, закрыв магазин, я вновь мчалась в «Лос Лобос», чтобы приступить к работе еще и там.
– Катюш, тебя так надолго не хватит! – сетовала Танина мама. – Ты же толком не ешь даже, похудела вон совсем…
– Да я на работе поем. Вы за меня не волнуйтесь, – отмахивалась я.
– Ну, ты смотри, а то я вон супчик сварила – бери, если хочешь, – предлагала она от души.
У меня же аппетит пропал напрочь. Как, впрочем, и нормальный сон и желание радоваться жизни. Постоянно думая о том, почему Санни мне сам не звонит и когда же, наконец, мне дадут эту чертову визу, я все глубже и глубже проваливалась в черноту беспросветной депрессии.
Постепенно я стала не только есть на работе, но еще и пить. При этом мне даже не приходилось покупать себе выпивку, так как постоянно находились знакомые или друзья, которым было скучно пить в одиночку, и я с радостью составляла им компанию.
Но главным моим собутыльником стал Шпик. Его жена в очередной раз наотрез отказалась приехать в Корею и после этого он запил по-черному.
– Я не понимаю, как она может отказываться приехать!? Она же знает, что я без нее не могу! – жаловался он, глуша тоску пивом. – Мы тридцать лет прожили вместе, а сейчас я – один! Почему, Кэт? Скажи мне!
