Вячеслав Широнин - Под колпаком контрразведки. Тайная подоплёка перестройки
Армении и Азербайджане началось в 1987 году - уже на втором году
перестройки. В начале 1987 года "Литературная газета" опубликовала статью
Игоря Беляева "Ислам", суть которой сводилась к тому, что эта религия
определенно враждебна и опасна для нашего государства, а мусульмане - народ
коварный и вероломный. Напомню, что в ту пору еще шли бои в Афганистане и
оттуда в цинковых гробах доставляли на Родину сыновей. Мне трудно судить о
глубинных причинах появления этой по-своему подстрекательской статьи.
Данными о том, что она была "заказной", я не располагаю. Скорее всего, это
был политический заказ иного рода: уже тогда в прессе началась кампания по
расшатыванию народного сознания, по разрушению сложившихся у людей
представлений - во всех сферах и по всем направлениям. Эта кампания
преследовала две основные цели: посеять в людях сомнения во всем и вся, а
также перессорить всех между собой. Статья Беляева и лежала в духе этой
кампании.
Впрочем, не могу все-таки не поддержать мнения Ю. Помпеева о том,
что "...это были лишь цветочки, ягодки вызревали на грядках "армянского
вопроса", который для Запада всегда был пробным шаром для вмешательства во
внутренние дела не только Закавказья". Иначе говоря, нельзя полностью
исключить, что специалист по Ближнему Востоку опытный журналист И.Беляев
хорошо знал, какова истинная цель его статьи, привлекшей общественное
внимание. Тем более, она была как бы согласована по времени с некоторыми
другими примечательными событиями.
В июне 1987 года Европарламент учредил "День памяти жертв
геноцида в Армении". В Еревани в связи с этим заблаговременно был открыт
памятник погибшим и выселенным во время резни 1915 года из восточных окраин
Османской империи соплеменникам. Под высокими наклонными стеллами,
облицованными черным мрамором, круглые сутки звучала траурная музыка и
горел вечный огонь. Посещения этого мемориала сопровождались рассказами о
кровавых насильственных действиях султанских властей по отношению к
армянскому населению в разгар Первой мировой войны. К этому следует
добавить, что именно в то время появились произведения писателей Зория
Балаяна и Сильвы Капутикян, в которых ненависть к туркам неприкрыто
переносилась на соседей-азербайджанцев, которых эти писатели тоже называли
не иначе, как "турками".
Совершенно прав автор книги "Кровавый омут Карабаха" и в том, что
первый сигнал к волнениям в Карабахе поступил к нам "из-за бугра". Академик
Абел Аганбегян в середине ноября 1987 года во время приема, устроенного в
его честь Армянским институтом Франции и Ассоциацией армянских ветеранов,
выразил желание узнать о том, что Карабах стал армянским. "Как экономист, -
сказал академик, - я считаю, что он больше связан с Арменией, чем с
Азербайджаном". Кроме того, в Москве широко распространились слухи о том.
что Аганбегян сослался на свою беседу с Горбачевым, в которой всемогущий
генсек ЦК КПСС якобы сказал, что Карабах будет передан Армении.
Поразительно, несмотря на этот чрезвычайно устойчивый слух, ни тогда, ни
позже, даже в разгар карабахской войны, Горбачев ни прямо, ни косвенно его
не опроверг. А ведь тот слух был вполне "материальным", он сильно подогрел
события в Карабахе.
Заявление Абела Аганбегяна мгновенно стало центральной темой для
многих зарубежных армянских газет и журналов, для радиостанции "Айб" в
Париже, а также армянских редакций радио "Свобода", "Голос Америки" и
других. Оживились многочисленные политические организации зарубежной
армянской диаспоры: партии "Революционные дашнаки", "Союз армянских
революционеров", "Крестьянская свобода", "Восточные армяне Соединенных
Штатов", "Киликия", "Жиранаир", "Защита Армении", "Юные армянские дашнаки".
США готовились тогда к очередным президентским выборам, и
армянское лобби, конечно, не могло остаться в стороне от них, его
влиятельные деятели примкнули к главным кандидатам в президенты. Советником
Майкла Дукакиса по национальным вопросам стал Мурад Топалян, а руководитель
армянской общины в США Паруйр Зорчян выступил в поддержку Джорджа Буша.
Что же касается армянского лобби на вершинах власти в СССР, то
тут Абел Аганбегян тоже просчитаться не мог, он хорошо знал и помощника
генсека Шахназарова, и заведующего отделом ЦК Брутенца, и Ситаряна, и
Хачатурова, многих других. И непреложный факт заключается в том, что
провокационное парижское заявление Аганбегяна как бы "не заметили" в
Москве. На деле это было самым настоящим попустительством, отсутствие
реакции на слова Аганбегяна в Центре резко подстегнуло устремления
карабахских лидеров.
Крапленая карабахская карта вошла в игру. Первое откровенное
покушение на Конституцию СССР и Азербайджанской ССР, покушение, которое
тоже постарались "не заметить" в Москве, стало пощечиной, ударом по
самолюбию Баку. Ведь известно, что территориальные притязания больно ранят
честь и достоинство народов. В результате прозвучавший в далеком Париже
призыв к беззаконию стал по сути началом карабахского конфликта. Иначе и
быть не могло, учитывая менталитет азербайджанцев, нашедший очень точное
отражение в древней притче о наглом госте.
Суть этой притчи такова. Гостя приняли, накормили и напоили, дали
ночлег. Но он, зная местный обычай, начал хвалить все подряд, - ведь все,
что нравится гостю, принадлежит ему: таковы законы гостеприимства. В
результате гостю дали много подарков, однако перед уходом попросили его
снять сапоги и стряхнуть с них землю. "Земля у нас одна, - сказали хозяева,
- и мы ее никому не даем". К этому могу добавить, что азербайджанский
национальный характер, по мнению ученых, сформировался под определяющим
влиянием тюркского военно-феодального кодекса чести, хорошо узнаваемого в
эпосе Кероглу: доблесть - выше пользы, бесчестье - хуже смерти; семья и
дети - выше успеха и карьеры.
Есть в книге Ю. Помпеева весьма примечательная глава под
названием "Февраль 1988 года: "корректоры", лидеры "Карабаха". В ней речь
идет о конкретных лицах с той и другой стороны, виновных в развязывании
"кровавого омута". Продолжая эту тему в других главах, он упоминает и
