Хью Броган - Джон Кеннеди
Не забывая о его смерти, следует сказать, что за время, отпущенное Кеннеди, он вряд ли мог сделать больше в случае с Сайгоном. Не следует также считать, что если бы он не был убит, то продолжал бы придерживаться политики отказа послать войска в Южный Вьетнам. Часто считают, что Линдон Джонсон сам с не очень большим желанием или не так быстро следовал этим путем — до марта 1965 года, шестнадцать месяцев спустя после того, как он стал президентом, морские пехотинцы высадились в Дананге. Мощные силы вели Соединенные Штаты к фатальному исходу. Все, что можно сказать, — это то, что Кеннеди в гораздо большей степени, чем Джонсон, не желал этого принять, хотя оно вполне могло показаться более быстрой, трудной и успешной альтернативой.
Тем не менее — это следует признать наиболее убедительной причиной его беспокойства — Южный Вьетнам перевернул его жизнь и все привычные представления, что напоминало путешествие в незнакомые воды. Такая перемена могла произойти только благодаря отказу от парадигмы «холодной воины» и обретению нового взгляда на мир. Был, видимо, смысл спросить американцев: «Вы хотите, чтобы ваши сыновья погибли в Сайгоне?», но Кеннеди не мог бы задать такой вопрос. Он скорее бы сделал так, как в выступлении 26 сентября 1963 года перед жителями Грэйт Фоллз, штат Монтана, до вопроса о Договоре о запрещении ядерных испытаний, заверив их, что «происходящее в Европе, Латинской Америке, Африке или Азии прямо влияет на безопасность людей, которые живут в вашем городе. Я не приношу извинений за усилия, которые мы предпринимаем, чтобы помочь другим странам поддержать свою свободу, так как я знаю достаточно хорошо, что каждый раз страна, независимо от того, как далеко она находится от наших границ, переходя через «железный занавес», тем самым подвергает опасности защиту Соединенных Штатов… Поэтому, когда вы спрашиваете, почему мы в Лаосе, Вьетнаме или Конго или почему поддерживаем «Альянс за прогресс» в Латинской Америке, мы делаем это потому, что считаем, что наша свобода связана с их свободой… Поэтому мы так поступаем. Мы не должны уставать»[339]. Изменение курса могло повлечь за собой потоки слов, начиная с инаугурационного обращения. И что он мог сказать вместо этого? Что уход из Южного Вьетнама не окажет воздействия на безопасность Соединенных Штатов или повлияет не так сильно, если сражаться в этой не имеющей успеха войне? Что большая революция, охватившая мир, или влияние и контроль русских обойдут американцев и Соединенным Штатам следует верить, что в конце концов их пример демократического мира, свобода и процветание окажут большее воздействие, чем любые военные попытки направить людей на тот путь, которым они должны идти? Что Америка всемогуща?[340] С таким посланием было бы трудно обратиться к избирателям.
Так что у Кеннеди была достаточно веская причина для осторожности, беспокойства и нежелания это делать, но воспоминания о волнениях предыдущего президента по этому вопросу были еще более ярки. Если бы Авраам Линкольн умер в первые семнадцать месяцев своего президентства, то сейчас бы о нем вспоминали как о невыразительной фигуре, чьи выборы вызвали гражданскую войну в Америке. Понадобилось более года бедствий, выпавших на долю Соединенных Штатов, чтобы он понял, что рабство должно уйти, и целью войны стала его отмена, и прошли еще месяцы, прежде чем он подписал манифест об освобождении рабов. Джон Ф. Кеннеди продвигался осмотрительно и успешно, и он сделал это так, как мог.
Глава 8
ГИБЕЛЬ КЕННЕДИ
И ПРЕЗИДЕНТСТВО
22 ноября 1963 года во время визита в Даллас президент Кеннеди был убит двумя выстрелами Ли Харви Освальдом. Это убийство заставило содрогнуться весь мир и оставило граждан США вглядываться в черную пустоту бессмысленности. С тех пор некоторые из них попытались понять, что же произошло.
С типичной небрежной проницательностью Кеннеди утром в день своей смерти сделал два замечания, которые могли указать на то, что случится впоследствии. В своей спальне в Форт-Ворте он просматривал утренние далласские газеты, полные горячих протестов против его политики и угроз о расправе, после чего беззаботно бросил, обратившись к жене: «Мы сегодня отправляемся в сумасшедшую страну»[341]. Он был фаталистом относительно возможности убийства. Он получил множество предостережений о настроениях в Далласе, но отмел их прочь. Крытый верх президентской машины не был поднят: он хотел, чтобы люди видели его и особенно миссис Кеннеди. Несколькими днями раньше он решил обойтись без пары секретных агентов, которые бы стояли на подножках по бокам машины: это заставило бы его почувствовать себя окруженным толпой. Что касается риска появления снайпера, то он сказал, что любому, кто хотел бы его убить, достаточно только забраться на крышу, следовательно, предосторожности были бы бесполезны: казалось, он знал, что умрет молодым, и верил, как солдат, что пуля минует его, пока не придет время, и тогда ее невозможно будет избежать. Если бы можно было взять у него интервью с того света, то он бы ответил, что в некотором смысле заслужил свою смерть (это было бы для него характерно). Но граждане Америки не могли разделить эту точку зрения и согласиться с хладнокровным убийством.
Ли Харви Освальд был жителем этой «сумасшедшей страны». Ему было 24 года, и он временно работал на техасском складе школьной литературы в Далласе; никудышная жизнь и недостатки характера затягивали его все глубже и глубже в фантазии мании величия, когда Кеннеди приехал в Даллас и проезжал прямо перед окнами склада. Состояние его рассудка прекрасно описал Джеральд Познер: «Отказавшись от попыток найти счастье в России или США, отвергнутый кубинцами, плохо приспособленный к жизни в Америке, разочарованный своим браком и преследуемый, как он считал, ФБР, он отчаялся вырваться из этого замкнутого круга. Он достаточно долго выносил унижение от своих друзей-моряков, русских и кубинских бюрократов, работодателей, что возбуждало в нем гнев… как и отказ В. Т. Ли и других коммунистических лидеров признать его усилия и его имя. Ли Освальд всегда считал себя умнее и лучше других людей, и его сердило, если остальные не желали признавать тот статус, которого, как он считал, заслуживал. Теперь у него появился шанс, который, он знал, бывает только раз в жизни»[342]. Суть этого отчета стала очевидна с момента ареста Освальда, час спустя после смерти Кеннеди, но, как и сама смерть, объяснение было неприемлемо из-за своей простоты для американского народа.
Первая попытка заполнить пустоту или примирить людей с действительностью была предпринята с помощью ритуала. Линдон Джонсон принял присягу президента на аэродроме военно-воздушных сил в Далласе, рядом с ним находилась и Жаклин Кеннеди; фотографии, на которых запечатлены суровая торжественность Джонсона, страдание и ошеломленность миссис Кеннеди, кровь на крае ее платья, быстро облетели весь мир, как знак непрерывности и единства в трагедии. Гроб с телом президента был со всеми почестями доставлен в Вашингтон; сначала его установили в Восточной комнате Белого дома и затем — под огромным куполом Капитолия; сотни тысяч людей, скорбя, шли один за другим, чтобы попрощаться с ним. На следующий день в соборе Святого Матвея прошла заупокойная месса, после чего процессия направилась на Арлингтонское кладбище. Английский поэт хорошо передал настроение, которое царило тогда:
