Элизабет Хереш - Александра
Но не только безлюднеет дворец, сменили и охрану. На ее место заступают революционно настроенные солдаты. Теперь семью не охраняют, а сторожат.
После многодневного ожидания наступает радостный миг: Николай возвращается. Через дворцовые ворота он вступает в другой мир. Печальная картина открывается его взору: повсюду неряшливые солдаты в неухоженном обмундировании. От привычного уважения к хозяину дома нет и следа, и, торопливо шагая по аллее к Александровскому дворцу, бывший царь, по обыкновению, механически отвечает на приветствия, которых не было…
Когда Александре докладывают о его прибытии, она выбегает навстречу, как девочка. Они бросаются друг другу в объятия и плачут. «Мне очень жаль», — вновь и вновь повторяет Николай.
Детям уже обо всем рассказали. Алексей спрашивает, кто же теперь будет царем — и если никто, то кто же будет править. О собственном праве, в сознании которого он все эти годы воспитывался, и своем положении престолонаследника, он не обмолвился ни словом. Гораздо более глубоко задевает Алексея то, как неуважительно обращаются теперь охранники, вдохновленные революционным духом новых властителей, с его отцом, который всегда был для него могущественнейшим человеком в мире.
Семье ограничивают свободу передвижения. Сначала им вовсе запрещают выходить из дворца, затем разрешают только на некоторое время, погулять по парку. Но и там не оставляют одних. К тому же караульные солдаты ведут себя по-хамски: словно расшалившиеся дети, они забавляются тем, что демонстрируют друг перед другом власть над некогда могущественным государем. Начальники вдолбили им в головы революционные доктрины, и царь для них жестокий и кровожадный деспот.
На грубость солдат семья реагирует с достоинством: Александра объясняет причины «пороками времени». Бывший царь, правда, поражен тем, как низко опустились солдаты его страны.
«Государыня переносила свое новое положение с христианским смирением и достоинством, чего никогда прежде я за ней не замечал», — сообщает позднее домашний учитель детей, Жильяр, один из немногих, кто в этой ситуации поддерживал царскую семью. Он да еще лейб-медик доктор Боткин — важная опора, и не только и-за профессии, но и благодаря личным качествам и прежде всего для царя. Впрочем, из-за военных неурядиц швейцарскому гражданину в то время было почти невозможно вернуться на родину.
Помимо двух фрейлин и нескольких мелких слуг, гофмаршала Фредерикса и горничных, с Александрой остаются Лили Ден и Анна Вырубова. Они готовы разделить лишенную блеска и сведенную до банальной борьбы за существование новую жизнь царской семьи. Когда Николай с детьми работает в саду, Александра часто наблюдает за ними, сидя в кресле-качалке и занимаясь рукоделием. Днем взрослые ведут уроки с детьми, распределив между собой предметы. Вечерами играют в карты, главным образом в безик, читают, как и в прежние времена, литературу. Величайшим утешением для всех членов семьи является то обстоятельство, что их не разлучили.
В первое время все дети — теперь уже и Мария — еще больны корью и выздоравливают слишком медленно. На протяжении нескольких недель Александра регулярно отмечает в своем дневнике их температуру. Ее нетипично лаконичные заметки того времени дают сведения о мелких, однако порой весьма характерных для той ситуации подробностях быта:
«Жгли с Лили бумаги…»
«Комендант караульной службы вскрывает и проверяет все письма и бандероли, все тщательно просматривается…»
«Сегодня приходил комендант, хотел нас всех видеть…»
Александре ясно, что новым властям нельзя доверять. Уничтожая свою корреспонденцию, она стремится к тому, чтобы личные ценности не попали в чужие руки или чтобы у еще живых людей, с которыми она переписывалась, из-за нее не возникли проблемы. Каким бы безобидным ни казался статус домашнего ареста, будущее было неопределенным. На многократные запросы царя предоставить ему и его семье свободный проезд в Крым и право на дальнейшее проживание в своем летнем дворце, ответа до сих пор не получено.
Ответственность за царскую семью взял на себя член Временного правительства Александр Керенский, революционно настроенный, однако более умеренный, чем левоэкстремистское крыло Временного правительства. Через несколько дней после того, как семье объявили об их аресте, он приезжает в Александровский дворец и, проведя его инспекцию, велит доложить о себе царской семье. «Царица попросила меня присутствовать, так как ожидали перекрестного допроса, — сообщает фрейлина Нарышкина. — Она очень нервничала и решила сказать ему какую-то глупость. Я попыталась ее успокоить и объяснить ей, что только он может защитить их от крайних левых. Она успокоилась и взяла себя в руки…»
Впечатление Керенского от встречи:
«Поговорив с царем, спокойствие, даже дружелюбие которого меня удивило, — словно он сбросил свою власть, как мундир, — я обратился к царице. Александра Федоровна была чопорна и надменна. Слишком уж сдержанно, словно по принуждению, подала она мне руку. Это было типичное различие в характере и темпераменте между супругами. Я сразу же почувствовал, что Александра Федоровна, умная и красивая женщина, которая сейчас была надломлена и разъярена, обладала сильной волей. Через несколько мгновений мне стало ясно, какая трагедия разыгрывалась на протяжении многих лет за стенами дворца (…) Похоже, она болезненно воспринимала потерю власти и никак не могла смириться со своим статусом (…) Во время короткой беседы мы говорили по-русски. Она говорила запинаясь и с сильным акцентом. Внезапно она покраснела и разразилась тирадой:
«Я не понимаю, почему люди с такой злобой обо мне говорят. Я всегда любила Россию, с первого дня, когда сюда приехала, всегда чувствовала симпатию к ней. Почему люди верят, что я стою на стороне немцев и других их врагов? Во мне ничего немецкого. Я воспитывалась как англичанка, и английский мой родной язык…» Она так сильно разволновалась, что невозможно было продолжать беседу».
В суждениях Керенского сказывается его идеологическая установка; и все же именно он — пока что — защищает царскую семью от самого худшего. В Петроградском совете уже выдвигается требование интернировать ее в Петропавловскую крепость; между тем Керенский выступает за то, чтобы вначале назначить расследование преступлений царя, царицы и министров и при необходимости предать суду. Документы царя просматриваются и частично изымаются. Лили Ден и Анну Вырубову увозят. Тут-то Александра теряет самообладание: после безрезультатных протестов она, преодолев гордость, просит коменданта допустить к ней подругу Анну. Напрасно. Вырубову, равно как и царских министров, интернируют и в последующий месяц подвергают длительным допросам.
