Александр Жевахов - Кемаль Ататюрк
Почва была подготовлена. Не хватало одного: веского повода, чтобы претворить в жизнь этот амбициозный проект Кемаля, сделать этот шаг неизбежным. Кемаль знал, что такой случай представится; наиболее сложно набраться терпения и выждать.
И случай не заставил себя долго ждать. 25 октября Вахидеддин принимает французского военного коменданта и жалуется на недопустимые претензии «молодых людей из Анкары». Он изобличает явное «влияние большевиков» в выступлениях делегатов Национального собрания и критикует их концепцию национального суверенитета, что, по мнению султана, не соответствует ни социальному положению, ни традициям турецкого народа, ни религиозным законам. «Я не смирюсь с ролью римского папы… Халиф должен стоять на страже закона», — добавляет султан. Тридцать седьмой падишах утратил свою самоуверенность, его стройная фигура сгорбилась, а близорукие глаза моргали, когда он стал клянчить: «Турция для вас более важна, чем Сирия». Затем, намекая на приглашение Лондона, направленное Стамбулу и Анкаре, Вахидеддин стал просить о вмешательстве Пелле, чтобы только одна делегация, возглавляемая представителем дворца, представляла Турцию на мирной конференции. Возможно, дипломатическая осторожность Пелле вселила в султана надежду, и 29 октября великий визирь телеграфирует Мустафе Кемалю, предлагая отправить на мирную конференцию одну общую делегацию, состоящую из представителей Стамбула и Анкары.
В этот же вечер Кемаль приглашает в Чанкая Февзи и Фетхи. Во время продолжительного ужина они много говорят о мирной конференции, запланированной на 13 ноября в Лозанне. Внезапно гази произносит вещую фразу: «Час настал. Сначала мы разделим султанат и халифат, а затем упраздним султанат, доказав, что верховная власть нации принадлежит Великому национальному собранию». Обращаясь к Фетхи, он добавил: «Позаботься о том, чтобы Совет министров поддержал это единогласно». Сначала озадаченный, Фетхи быстро пришел в себя: «Завтра перед заседанием Совета министров поговорим с Рауфом, выскажем ему наши доводы. С ним обязательно надо обсудить это, ведь он — председатель Совета министров».
Рауф удивлен, его большие черные глаза утратили свой ироничный блеск: для него настали нелегкие времена. Он надеялся возглавить турецкую делегацию в Лозанне в сопровождении министра иностранных дел Юсуфа Кемаля. Но Кемаль решил отправить в Лозанну Исмет-пашу вопреки мнениям многих, в том числе и самого Рауфа. Бедный Рауф, ему следовало заподозрить, что старый друг, несмотря на обещания, не сдержит своего слова! Многие также считали, что Рауф не вполне поддерживал идею об упразднении султаната. Кемаль в своих «Воспоминаниях» отмечает, как во время одной из бесед Рауф якобы заявил о своей преданности «трону и халифату».
И всё же 30 октября Рауф поднимается на трибуну, чтобы осудить телеграмму великого визиря, и подписывает с Мустафой Кемалем, Фетхи, Али Фуадом, Аднаном, Кязымом Карабекиром и семьюдесятью пятью другими депутатами резолюцию, предлагающую упразднение неограниченной власти монарха, создание государства, управляемого Великим национальным собранием, и поддержку халифата. Около тридцати депутатов клеймят с трибуны самодержца и предателя родины — Вахидеддина. При голосовании резолюцию поддержали 132 депутата из 136. Кемаль поднимается на трибуну, но не торжествует по поводу результатов голосования. Дебаты возобновляются 1 ноября. Кемаль произносит в этот день одну из лучших своих речей. Он напоминает славные страницы турецкой истории, когда «Турция <…> отправляла послов в Китай и <…> принимала послов из Франции», когда было создано огромное государство в Центральной Азии, когда турки продвигались на запад, всё больше расширяя границы своих владений. Какое место занимает османский падишах в этой многовековой истории? Второстепенное. И Кемаль обращается к аудитории: «Кто согласился обречь на смерть Турцию, лишив независимости Турецкое государство и уничтожив честь и славу турецкого народа?» «Вахидеддин, Вахидеддин!» — отвечали ему слушатели. «Да, Вахидеддин, тот, кто, к несчастью, правитель, султан, падишах и халиф!» — «Да опечалится Аллах!» Заключение готово: с халифом без властных полномочий, избранным Национальным собранием, исламское турецкое государство будет счастливейшим на земле!
Резолюция, упраздняющая султанат, направляется в комиссию. В небольшом зале собрались члены трех комиссий, и дебаты продолжились. Оппозиция всё больше сомневается в истинных целях Кемаля. Религиозные представители опасаются нарушения шариата. Кемаль, сидя в углу, внимательно слушает. Он явно удивлен и обеспокоен: он предложил революцию, а ему отвечают академической дискуссией. Ученики не поняли проблемы, и профессор снова обращается к ним, пытаясь объяснить секреты суверенитета и власти: «Суверенитета добиваются силой, а власти — насилием <…> В настоящий момент нация взбунтовалась против узурпаторов <…> Это реальность. Это факт, который должен быть принят без каких-либо условий. И он будет неизбежно реализован. Если собравшиеся здесь, Национальное собрание и другие считают это естественным, очень хорошо. В противном случае реальность проявит себя каким бы то ни было образом, и в этом случае вполне вероятно, что некоторые головы могут пасть…» Кемаль сопровождает последнюю фразу красноречивым жестом правой рукой, который понятен каждому. Президент комиссии, ходжа, принес извинения за то, что они рассматривали этот вопрос несколько в ином свете.
Дело завершено, хотя и не без нажима. Некоторые депутаты предложили поименное голосование. «Бесполезно, я уверен, что Высокое национальное собрание единогласно примет принципы, направленные на сохранение независимости нации и страны навсегда». Кто-то из депутатов снова высказался за голосование. «Принято единогласно!» — повторил Кемаль, хотя один из депутатов все-таки осмелился высказаться против. 1 ноября 1922 года в 18 часов 30 минут султанат был упразднен.
Побег султанаЧерез два дня Кемаль принимает ближайших соратников в Чанкая. Час эйфории прошел, теперь они задумываются над тем, как отреагируют турки и иностранцы, особенно мусульмане, на происшедшее.
Исмет и Февзи считают, что реакции не будет. Пока не возникло никакого движения в поддержку монархии, но в Стамбуле Вахидеддин отказывается от отречения: он — султан-халиф и останется султаном-халифом. Его брат Абдул-Хамид пытался сопротивляться реформаторам, выступавшим за конституцию в 1876 году, и младотуркам в 1908–1909 годах, но у Абдул-Хамида была армия, а у Вахидеддина ее больше нет, тем не менее последний султан имел еще титул халифа.
