Василий Аксенов - «Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)
2. Инну Лиснянскую вызывали куда надо, провели с ней 2-часовую беседу. Семен Из.[727] ждал ее внизу – потом ему было плохо с сердцем. Никаких подписок, что не будет впредь печататься за рубежом, она не дала. Просит, чтоб о ней дали рецензию, не как о гражданине, а как о поэте, и чтоб писал не «Кублановский». Во, чего захотела! Заказали мы рецензию Ире Заборовой – дочери Бориса Корнилова[728], авось Инна будет довольна.
3. Сахаровы с 8 сент. вместе[729]. Первый месяц он был совершенно невменяемый, сейчас уже работает. Были у него 2 физика из ФИАНа. У Гали Евтушенко есть генеральная доверенность от Люси[730] на все, но в квартиру, опечатанную, Галю не впускают и взять зимние вещи не дают.
4. Ну, про дачу Пастернаков вы знаете. Лев Зин.[731] говорит, что у Наташи Пастернак[732] есть уголовное дело (чистое), и когда милиция пришла, то ей пригрозили – будете шум поднимать, дадим ход делу. Вот так. Прав Синявский, все мы – блатные при этой власти.
У нас все ничего. Я вроде от депрессухи отошла маленько, вот только скучно здесь очень, выпить не с кем!
Представляю, сколько слов (и каких) произнесла Белла по поводу ордена[733]. Журнал со статьей Васиной мы отправили через Кельн недели две назад.
Майка, ношу твою оранжевую двойку не снимая – и сплю в ней, и гостей принимаю, – спасибо! Когда Гладила поедет в Америку, передам тебе подарок – кружевную накидку из Москвы, полученную с оказией.
Ну, еще одолела[734] мистера Солжа. По своей неграмотности большой разницы с кратким курсом[735] не обнаружила. Что же до Тарковского[736], то в «Вестнике»[737] Струве[738] был вынужден дать передовую «Тарковский на Западе». Так что этим мальчиком они подавились[739]. По всему видать – когда художник смеет говорить о себе[740], им это очень не нравится.
Когда вы будете в Европе? скучаю без вас. Кланяюсь всем, особенно Аленке[741]. Как она? Газету ее изредка вижу – совсем хорошая газета.
Целую вас крепко.
Наташа.
P. S. Мише Рощину[742] большой привет.
Георгий Владимов – Василию и Майе Аксеновым
16 декабря 1984 г.
Дорогие Маечка и Вася! Поздравляю с Новым Годом и с вашим американским днем Благодарения, желаю всех российских и американских благ! А главное, дети мои, – здоровья!
Завершился мой первый редакторский год (сейчас выскочил 134-й №), и должен сказать, наиболее гвоздевым материалом оказалась «Прогулка в калашный ряд». Это именно то, что и нужно «Граням» (новым). Отзывы со всех сторон самые благоприятные, временами «переходящие в овацию», как писали при Иосифе Виссарионыче. «Так держать, медсестра!»[743]
Кстати, лежат Васины 1250 нем. марок (я выписал по высшей ставке), что с ними делать? Благодаря Ронни и вообще «рейганомике» это выйдет в долларах втрое меньше, но, м.б., переслать?
У Чалидзе[744] вышла книжка Роя[745] «Они окружали Сталина». Я ее читал в рукописи в Москве, очень любопытно. Это жизнеописания Ворошилова, Маленкова, Молотова и т. д. – с роевской дотошностью. Хотел бы ее похвалить в «Гранях», но там уже настолько привычно стало Медведева только ругать, что никто из всяких там политологов не берется. Может, найдете такого среди ваших вашингтонцев? Хорошо заплатим.
И еще – о «Бумажном пейзаже». Рекламу Наташа сделает в след. номер, но нужна рецензия. Кто возьмется? У нас пока старый круг рецензентов, а новыми мы еще не обзавелись.
Большой привет Мише Рощину. Слава Богу, что хоть его по мед. делам выпускают. Не будет ли у него путей в Германию? А также и у вас?
Обнимаю, целую, всегда ваш
Жора
Георгий Владимов – Василию Аксенову
1 марта 1986 г.
Дорогой Вася!
Получили ваше письмецо от 12 февраля, спасибо.
Парижский счет обогатим, как наберут текст и выяснится объем. К сожалению, чековая книжка не у меня, а у Жданова, так что приходится считаться с этой арифметикой.
Жданов пока сидит крепко в директорах, и ты можешь «Поиски жанра» послать на его имя. Только советую настоять в сопроводиловке, чтоб книжкой занималась известная тебе Н. Е. Кузнецова, – она, еще с одной женщиной из типографии, вычитают внимательно, с минимумом опечаток (и безвозмездно), все остальные тут – дикие халтурщики.
К.[746], как нам известно, зовут в редакторы издательства, может быть – и в главные. Он здесь выступал с грандиозным планом переустройства всей работы, обещал даже привести Солжа (как Наташа говорит – наверно, закатав его в «звезды и полосы», как Берию – в ковер). Дал понять, что он для А. И. первый советник, даже составляет для него списки рекомендуемой к чтению литературы. Объяснил, почему классик принял гражданство США, – оказывается, под угрозой высылки из страны. По-моему, обгадил и Солжа, и – еще больше – американцев. Неужто и впрямь они так давили на бедного эмигранта? А как работать будет К., – не знамо, неведомо. Емельяныч[747] говорит, что он «принципиальный сачок». Зато «Грани» он поливает усиленно – что они «розовеют» и «перестали быть журналом НТС»[748], и «долго это продолжаться не может». Может быть, в мои заместители готовится (или – его готовят), точнее – в заменители.
Твой разговор с тезкой[749], по-видимому, возымел действие: 20-го состоялась трехсторонняя встреча, оченно резкая, где я и Наташа все высказали, что наболело-накипело, руководство (повышая голос до верхнего «до») настаивало, что это «их журнал», они и решать будут, а «наши друзья» заняли позицию примирительную: очень просили меня все-таки продолжать мои «благородные усилия», результаты которых им очень нравятся, а что касается некоторых наших материальных претензий (создание редакторского фонда для авансирования малоимущих авторов, повышение зарплаты моим сотрудникам – до обещанного ранее предела, не более того) – это «ваши внутренние проблемы, в которые мы вмешиваться не можем». Закончилось, впрочем, демонстративно – «миссис и мистер Владимовы» были приглашены отужинать, а руководство – нет, даже жалко было смотреть, как они быстренько хватались за шапки и дубленки. Ощущение – как после Бородинской битвы: поле осталось за французами, то есть франкфуртцами, но «победа нравственная», как пишет Лев Николаевич, вроде бы за нами. Что дальше будет, не знаю, пока – обоюдное молчание, с осторожным выведыванием, что же там дальше-то было, за ужином, и не собираюсь ли я все-таки уйти. Вот так и живем.
