Анатолий Максимов - Главная тайна ГРУ
Слежку Пеньковский «обнаружил» еще в начале 1962 года, но поскольку КГБ имел практику вести наблюдение за многими должностными лицами, то он сказал своему начальству в ГРУ об этом факте и довел до сведения «коллег» на Западе, что в этом нет ничего особенного. Но «обнаружение» Пеньковским НН — этап в операции советских спецслужб против западных. Ибо их подводили к мысли о невозможности выезда Пеньковского на Запад в краткосрочные командировки (и причины для такого отказа всегда найдутся — тот же «пьяница» или «бабник»).
Джибни пишет: «Осторожный человек сразу же залег бы на дно. Например, уже в июле Пеньковский мог бы предупредить западные спецслужбы, что он на некоторое время прекращает с ними связь. Кроме того, он должен был бы уничтожить улики — все компрометирующие его предметы, хранящиеся в домашнем тайнике». Джибни сваливает «халатность» Пеньковского на его самоуверенность и пренебрежение к опасности. (Как говорится в Греции, пренебрежение опасностью… из чувства собственного достоинства.) Так, по крайней мере, он объяснил действия профессионала со значительным жизненным опытом.
И для Пеньковского (подстава он или неподстава?!), и для других разведчиков, в том числе и для меня — автора этой книги, по роду профессиональной работы больше подходит позиция талантливого руководителя внешней и военной разведки, главы разведуправления ГШ РККА Яна Берзиня, высказанная им в 1934 году: «В нашей работе дерзость, бесстрашие, риск и решительность должны сочетаться с осторожностью. Такова диалектика нашей профессии!»
Джибни говорит, что Пеньковский забыл об осторожности — ну, как дитя руки помыть! Но, вернее всего, дело было с точностью наоборот: это качество, и другие, названные Берзинем, пригодились Пеньковскому в работе с СИС и ЦРУ — все же он был фронтовиком и выпускником двух академий, в числе которых — разведывательная.
Легенда о том, что сотрудники КГБ обнаружили в недрах архивов сведения о его отце-белогвардейце, в адрес Запада работала, и агент стал в глазах «коллег» невыездным. Со слов СИС и ЦРУ Джибни рассматривает причины интереса к Пеньковскому со стороны КГБ. Значит, западные спецслужбы все же анализировали возможность их собственного провала?! Но где же они были раньше? Почему не оставили Пеньковского в Париже? И снова я выхожу на тот же ответ: им нужен был провал… для поднятия собственного престижа. Почему? Вот что могли выявить западные спецслужбы, анализируя поведение собственного агента.
Первое. Частые встречи с Винном — их было множество. Винн проходил в качестве «доверительной связи агента по линии ГРУ». Джибни говорит, что ГРУ якобы готовило вербовку Винна. Тогда почему западные «коллеги» не помогли Пеньковскому приобрести источника в Англии в лице Винна, укрепив таким образом «полезность работы сотрудника ГРУ «под крышей»? Пеньковский это предлагал? Вернее всего, потому, что Винн-подстава — хлопотливое дело, и СИС понимала, что ее «информацию» из недр МИ-6 (английская разведка) аналитики ГРУ быстро обнаружат. А может быть, и не нужна была вербовка Винна? Винн был глубоко зашифрованный сотрудник СИС, иначе чем объяснить, что позднее он попал в ситуацию Питера Райта, который «вынес сор из избы». Винн опубликовал собственную книгу о работе с Пеньковским. И все же в глазах западных спецслужб это был «камень» в пользу агента.
Второе. Стоимость подарков и сувениров превышала ту сумму денег, которые полагались Пеньковскому при выезде за рубеж. Но деньги могли принадлежать его «связям» в Москве. В «высшем свете» (сотрудники ЦК, Минобороны и другие лица из «верхушки») передача денег для заказных закупок выезжающему за рубеж лицу — это обыденное дело. И это еще один «камень» в его пользу.
Третье. Повышенное внимание к контактам Пеньковского с английскими и американскими диппредставителями. Но это хорошо прикрытая его работа по линии ГК КНИР (а также ГРУ). Еще один «камень».
Четвертое. Винн мог быть шпионом (так о нем думали в КГБ). Но это уже заботы и конфликт внутри КГБ-ГРУ, ибо последнее ведомство «застолбило» Винна за собой. «Камень» опять налицо.
Пятое. Не могли остаться незамеченными выходы Пеньковского на огромное количество материалов из спецбиблиотек Минобороны и Академии ГРУ. Причем эти материалы явно не имели отношения к его функциональным обязанностям. Об этом в КГБ могли узнать согласно инструкции после первого его визита в спецбиблиотеки. Значит, он мог работать под контролем КГБ с первого дня контактов с Западом, когда готовил и нес им первую информацию из этих библиотек. Это «камень» огромного веса.
Шестое. КГБ должны были насторожить связи Пеньковского — влиятельные друзья из «верхушки». Цепочка: друзья — Пеньковский — Запад. Это близко к истине. Сомневаться и проверять — это обязанность КГБ. Ведь связи (друзья) — это утечка информации даже внутри страны. Значит, Пеньковский должен был находиться в поле зрения советской военной контрразведки. «Камень» еще один.
Седьмое. При возникновении неясностей КГБ вел себя осторожно. Если сомневался, то искал доказательства, которые могли перерасти в подозрения. Подозрения — это право получить разрешение на слежку, обыск в квартире, подслушивание… Причем разрешение на уровне руководства КГБ, не ниже зампредседателя. «Камень» — ого-го! Ведь дома у Пеньковского был, как говорят на Западе, «шпионский набор».
Реально СИС и ЦРУ легко могли просчитать варианты: первый (Винн), второй (подарки), третий (дипкорпус), шестой (друзья-связи). Их вывод мог быть: Пеньковский как сотрудник советской спецслужбы хорошо прикрыт, а значит защищен своими ведомствами — ГРУ и ГШ Минобороны. С точки зрения западных спецслужб, работавших с ним, — это не «камни» в его огород. Четвертое (Винн-шпион), пятое (спецбиблиотеки) — это реальная угроза агенту. Здесь уже «глыба» с набором веских аргументов перед чинами в КГБ. И наконец седьмое (подозрения КГБ) — тут уже прямые доказательства против Пеньковского как агента Запада.
Верно говорит старина Джибни: «…они должны были обыскать его рабочий стол (в доме). И как только они вскрыли заветный ящик — все стало ясно! Но когда это произошло, никто не знает…» Как тут не вспомнить? Пеньковский — предатель, Пеньковский — предатель, но сотрудничал после ареста с органами, Пеньковский — не предатель. Последнее означает, что начало его работы против Запада было положено, скорее всего, еще в 1957 году в Турции.
«Суммировать накопленную информацию, — справедливо пишет Джибни, — нужно было не в КГБ, а в ЦРУ и СИС. Чтобы не оказаться в плену иллюзий в отношении честных намерений Пеньковского». Правда, обижает Джибни советскую контрразведку, когда говорит, что на утрясение и согласование вопросов о подозрениях в отношении Пеньковского, Винна и других связников уходило много времени. Когда было нужно, то на согласование требовались не дни, а часы. Это знает каждый, кто работал в контакте КГБ-ГРУ в Союзе и за рубежом. Хотя на Западе всячески навязывается мнение: эти два ведомства являются конкурирующими и в средствах подсидки друг друга не стесняются. Старая песня про «разделяй и властвуй!»
