Святослав Рыбас - Красавица и генералы
Родион Герасимович и Хведоровна жалели Нину, но, увидев, что братья с каждым днем становятся враждебнее и что Нина вместо смирения думает о мести, сильно озаботились. Старуха стала к месту и не к месту вспоминать, что у нее болят ноги, что Павла одна не успевает по хозяйству, что никто не желает помогать. Этим она добилась, что Виктор принялся за работу в курятниках и на скотиньем базу, но та, в которую она метила, осталась в стороне.
Старику тоже не нравились неразумные горячие речи о борьбе за свободу против узурпаторов. Для успешного сбыта яиц требовалась не борьба, а спокойствие, и то обстоятельство, что куры неслись, несмотря на беды, требовало продолжать, поставлять яйца в рабочие кооперативы, где Совет расплачивался реквизированными деньгами. Поэтому, когда Москаль предупредил Нину, что следователь имеет показания, будто подожгла усадьбу сама Нина, Родион Герасимович даже не счел нужным усомниться, так ли это было на самом деле. Ему нужно было уберечь свой хутор, а от Нины исходил дух разрушения.
Все переменилось: когда-то Москаль ратовал за сокрушение державных порядков, теперь он превратился в хозяина, а Нина, наоборот, стала вредить. Теперь ее должны были окончательно арестовать. И хоть она закатывала свои зеленые очи и ждала от стариков заступничества, Родион Герасимович и Хведоровна могли обещать только воспитание Петрусика. А ей как бы говорилось: "Извиняй, Нина, но встромлять головы под удар мы не будем".
Хведоровна посоветовала ей укрыться у своей родни или уходить в Ростов. Прямо сказала то, о чем все думали:
- А то замордують тебя, девку, не встигнешь и перехреститысь.
И вскоре, ранним темным утром, Хведоровна со слезами на глазах перекрестила уезжавших Нину и Виктора. Пользуясь отсутствием заночевавшего в поселке Москаля, они решили покинуть хутор до лучших времен. Хведоровна понимала, что это необходимо, но в минуту прощания думала о неизвестности, куда ехали Нина и Виктор, и спрашивала себя, надо ли им ехать? Их было жалко, хотелось их удержать и одновременно - быстрее проводить.
На фоне выпавшего снега большим пятном выделялись сани и высокая лошадь.
Родион Герасимович, наклонившись, укладывал агудалы с харчами. Виктор в длинной расшитой бекеше стоял рядом с ним, похожий на взрослого мужика, и говорил, что мешки не свалятся. Но старик его не слушал и подпихивал мешки к бортам.
- Коня береги, - поучал Родион Герасимович. - Надумаете в Ростов али в Новочеркасский, коня с собой не бери, оставь у тетки Натальи. А себе наймете али еще как доберетесь.
- Коня пожалел! - бодро-насмешливо сказал Виктор. - Не стыдно тебе, дедушка? Мы его как раз перед Новочеркасском слопать собирались.
- Береги коня, не шуткуй, - вымолвил старик.
- Ты бы, Витя, довез Нину и вернулся, - сказала Анна Дионисовна неуверенным ласковым голосом.
- Я ее в буераке брошу, - по-прежнему бодро ответил Виктор. - Или штольню найду подходящую...
- Господь с тобой, что ты болобонишь! - одернула его Анна Дионисовна. Тебя-то в поджоге не обвиняют, чего тебе по чужим людям скитаться?
Макарий стоял рядом с матерью, чувствовал, как незаметно рвется у него в душе надежда на чудо, и любовь к брату и Нине переполняла его. Он окликнул Нину и стал говорить, чтобы она забыла его слова о ее погоне за богатством, он не должен был их произносить в эту тяжелую пору.
- Ладно, Макарий, - ответила Нина. - Пролетели мои золотые денечки, возвратятся ли?
- В добрый путь, - сказал он.
Она не ответила, и он стоял, слыша шаги и отдельные слова, по которым угадывал, что происходит, потом наступила минута прощания.
Каждый думал о своем - . о коне, сохранении хозяйства, своем стыде, споре братьев, чужой женщине, но в минуту прощания все с облегчением ощутили, что все это куда-то ушло, разрешилось примиряющим чувством.
Виктор оглянулся на курень, опоясанный балясинами, на занесенную снегом плетневую кухню-летовку, базные пристройки и, взмахнув кнутом, тронул лошадь.
2
Ехали весь день и к вечеру, оставив позади густонаселенную полосу промышленного района, добрались до степных хуторов на полпути к Таганрогу. Тетка Наталья, семидесятилетняя сердитая старуха, долго расспрашивала Виктора, о котором, наверное, никогда не слышала, и, признав в нем родню, оставила беглецов пожить, сколько им нужно. Но она не одобрила Нину, сказала, что нельзя было бежать, коль нет вины, и потом подмигнула, пообещала не выдавать и спросила: может, все-таки подожгла? Тетка Наталья жила с семьей сына, у нее было два внука, старший, хромой, недавно вернулся с Румынского фронта, а младший, ровесник Виктора, ждал, чтобы примкнуть к какому-нибудь красногвардейскому отряду и повеселиться-погулять в революционных боях. Оба внука холодно встретили гостей, к тому же их мать уверилась, будто Нина на самом деле бежит от правосудия и сбивает с пути Виктора.
Пожив у Натальи два дня, беглецы двинулись дальше. У Матвеева Кургана шли бои, пришлось поворачивать на восток, на Шахтную, где еще было тихо. Нина решила двигаться к Новочеркасску, где у нее были знакомые в отделении Русского технического общества и в военно-промышленном комитете.
По мере приближения к казачьей столице становилось теплее, азовский ветер-левант нес раннюю весну, и снег быстро сходил. Пришлось поменять сани на телегу, и во время этой сделки Нина предложила продать коня. До Новочеркасска было уже близко.
Виктор вспомнил, что старик наказывал беречь коня, но она положила ему на плечо руку, заглянула в глаза, сказала, что он единственный на свете, кто не бросил ее, и она сумеет быть благодарной, но нужна еще одна жертва, ведь у них нет денег для Новочеркасска, уступи мне, Витюша, будь смелым и благородным, какой ты есть...
Дорога действовала на Нину бодряще, пробуждала от прежней спячки, и, несмотря на отсутствие денег и пустые агудала, Нина вновь чувствовала себя богатой женщиной. Ее лицо загорело на зимнем воздухе, губы пошерхли и чуть потрескались. Улыбаясь, она трогала пальцами губы и потом смотрела на пальцы, не видно ли крови, и снова улыбалась.
Новочеркасск! Наконец-то он рядом, город атамана Платова, который она помнила с детских лет!
Много в России городов, и великих, и малых, и державных, и купеческих, и шумных, и тихих. Среди них Новочеркасск не выделяется величием, но зато и нет на юге второго, подобного ему, города, где бы еще жила недавняя военная слава. Всего у него хватает. И храмами он богат, и театрами, и музеями, и банками, и торговлей.
Вот уже открылся затянутый утренним туманом Новочеркасск!
Подвода с залепленными густой грязью колесами медленно катилась по раскисшей дороге. Казак-возчик шел рядом и, прищурившись, вглядывался в белесую пелену.
