Нина Демурова - Льюис Кэрролл
Всё это я пишу, скорее, для памяти, ибо не могу даже приблизительно описать то, что мы видели».
Вечер Доджсон и Лиддон провели у мистера Мюра, в кругу его семьи; к обеду пришли еще друзья, и лишь поздно вечером неутомимый Мерилиз доставил их назад в Петербург. Так завершилось их первое пребывание в Петербурге (на обратном пути они проведут в столице еще несколько дней).
На следующий день, 2 августа, они отбыли в Москву. В дневнике Лиддона находим интересные подробности путешествия из Петербурга в Москву: «Московская [железнодорожная] линия привлекательнее Варшавской: ее монотонность чаще разнообразят мосты и церкви. Длина вагонов 80 футов, а в высоту они двухэтажные. Колея средней ширины; но вагон с обеих сторон выдается над колесами примерно на ярд. Мы купили спальные места, [доплатив по] 2 рубля каждый. Билет первого класса стоит 19 рублей».
Весь день Чарлз провел, любуясь окрестностями:
«Я не ложился до часу ночи, стоя, чаще в одиночестве, в конце вагона на открытой площадке с поручнем и навесом, откуда открывался превосходный вид на те места, мимо которых мы проносились; правда, шум и тряска здесь были гораздо сильнее, чем внутри».
В 11 часов вечера явился проводник, чтобы приготовить всё для сна; Чарлз с интересом следил, как он производил в купе несколько манипуляций:
«Спинка дивана поднялась вверх, превратившись в полку; сиденья с ручками исчезли, появились валики и подушки — и в результате мы устроились на означенных полках, которые превратились в весьма удобные постели. На полу можно было бы устроить еще трех человек, но, к счастью, никто больше не появился».
В Москве, куда они прибыли на следующее утро в 10 часов, их встретил экипаж с носильщиком от гостиницы Дюссо (Dusaux Hotel), в которой для них были забронированы номера. Устроившись, друзья поспешили на прогулку, с восторгом и удивлением озирая всё вокруг. Чарлз описывает свои первые впечатления:
«5 или 6 часов мы бродили по этому удивительному городу — городу белых и зеленых кровель, конических башен, выдвигающихся одна из другой, словно в подзорной трубе, городу золоченых куполов, где, словно в кривом зеркале, отражаются картины городской жизни; городу церквей, которые снаружи похожи на кактусы с разноцветными отростками (одни венчают зеленые почки, другие — голубые, третьи — красные с белым), а внутри всё увешано иконами и лампадами и до самого потолка расписано красочными фресками; и, наконец, городу, где мостовые изрезаны ухабами, словно вспаханное поле, а извозчики требуют, чтобы им надбавили 30 процентов, “потому как сегодня Императрица — именинница”.
После обеда мы поехали на Воробьевы горы, откуда открывается величественная панорама на целый лес церковных колоколен и куполов с излучиной Москвы-реки на переднем плане; с этих холмов армия Наполеона впервые увидела город».
Утром в воскресенье 4 августа наши друзья снова предприняли попытку найти англиканскую церковь, но безуспешно. И немудрено: церковь Святого Андрея (St. Andrews) на углу Брюсова и Большого Чернышевского переулка располагалась в доме, принадлежавшем в XVIII веке советнику Н. В. Колышеву. Он был приобретен англиканской общиной в 1840 году взамен сгоревшего в 1814 году храма для «устройства в нем «кирхи англиканского вероисповедания». Богослужения в этом доме происходили вплоть до начала 1880-х годов.
Но Кэрролл не сдавался и в тот же день снова отправился на поиски — на этот раз один. Ему повезло: какой-то русский господин, говоривший по-английски, любезно довел его до самого места. Живший при церкви молодой священник (младше Чарлза на шесть лет) Роберт Джордж Пенни, по счастью, оказался дома, и приезжий вручил ему рекомендательное письмо из Англии. Преподобный Пенни с женой приняли его очень сердечно. Доджсон вернулся к вечерней службе вместе с Лиддоном. Им было о чем поговорить — Пенни тоже был сторонником сближения Восточной и Западной церквей. Он дал нашим путешественникам ряд ценных советов и предложил помощь в покупке сувениров, икон и пр. (Мистер Пенни после встречи в Москве поддерживал знакомство с Доджсоном и в июне 1886 года навестил его в Оксфорде.)
В понедельник 5 августа друзья встали в пять часов утра, чтобы попасть к шестичасовой службе в Петровском монастыре, особенно торжественной по случаю годовщины освящения храма. «Музыка и вся обстановка были чрезвычайно красивы», — записывает Чарлз, выражая сожаление о том, что литургия во многом осталась ему непонятной. Тут они увидели епископа Леонида, викария митрополита Филарета, с которым им предстояло встретиться.
Епископ Леонид (до принятия монашества Лев Васильевич Краснопевков) получил первоначальное образование в английском, затем во французском пансионах. С 1859 года он был епископом Дмитровским и викарием Московской епархии, правой рукой митрополита Филарета. Сторонник воссоединения Восточной и Западной церквей, он принимал деятельное участие в проходивших в 1864 году в Москве переговорах с делегатом Нью-Йоркской конвокации пастором Юнгом.
«Епископу Леониду, — записывает Кэрролл, — принадлежала главная роль в обряде Причастия; причащали всего одного ребенка — и более никого. Мы с интересом наблюдали, как по окончании службы епископ, сняв перед алтарем роскошное облачение, вышел в простой черной рясе, как толпились на его пути люди, чтобы поцеловать ему руку».
Надолго зарядивший дождь помешал друзьям после завтрака продолжить осмотр города, и они решили заняться осмотром интерьеров. «То, что мы увидели, описать словами невозможно», — читаем в дневнике Чарлза, который всё же делает записи:
«Мы начали с храма Василия Блаженного, который внутри так же причудлив (почти фантастичен), как снаружи; гид там самый отвратительный из всех, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело. Его первоначальный замысел состоял в том, чтобы прогнать нас сквозь храм со скоростью 4 миль в час. Увидев, что это не удается, он принялся греметь ключами, топтаться на месте, шаркать ногами, громко петь и бранить нас по-русски, словом, только что не тащил нас за шиворот дальше. Прибегнув к простому упрямству и удобной глухоте, мы всё же умудрились сравнительно спокойно осмотреть эту церковь или, вернее, группу церквей, расположенных под одной кровлей. У каждой из них свои особенности, но общими для всех являются позлащенные врата и живописные фрески, покрывающие все стены и уходящие высоко в купол».
Затем Доджсон и Лиддон отправились в Оружейную палату.
«Мы осматривали троны, короны и драгоценности до тех пор, пока в глазах у нас не зарябило от них, словно от ежевики. Некоторые троны и пр. были буквально усыпаны жемчугом, будто каплями дождя.
