Наталия Будур - Гамсун. Мистерия жизни
Тогда Гамсун решает пройти курс психоанализа и зимой 1926 года отправляется в Осло, где живет почти полгода.
Вера Гамсуна в иррациональные силы и мистику была воистину поразительна. Она нашла отражение во многих его произведениях и прежде всего в «Мистериях». Когда его маленькая дочь Виктория заболела, то Гамсун почти все время держал ее на руках, прижимая к груди, а потом утверждал, что дочь спасло тепло его тела.
4 января 1926 года писатель становится одним из первых норвежцев, подвергших себя полному курсу психоанализа, в который он очень верил.
Врачом Гамсуна стал Йоханнес Йоргенс Стрёмм. Он был сыном священника и медицину начал изучать в 1880-е годы. Когда ему попалась статья Фрейда, он тут же решил посвятить свою жизнь новому учению о сознании и подсознательном. В 1913 году он работал в Германии, проходил там своеобразную «практику», а в 1914 году вернулся домой в Норвегию и написал книгу «Неврастения». Один экземпляр своего труда он послал в подарок Гамсуну. Писателю книга настолько понравилась, что он решил пройти курс лечения у Стрёмма, тем более что всю свою жизнь он серьезно страдал, по его же собственному выражению, от «расстройства нервов».
Не менее сильным стимулом к лечению была и надежда, что «забьет родник вдохновения, как в молодости», и Гамсун вновь станет писать с той же одержимостью (но никак не легкостью, которая никогда не была признаком его письма), что и в былые годы.
Гамсун жил в Осло, а Мария с детьми осталась в Нёрхольме присматривать за хозяйством. К психоанализу она относилась с большим недоверием.
6 января Гамсун писал Марии:
...«Я был на приеме у доктора уже три раза. Надо сказать, довольно странное это лечение. Оно состоит в том, что я должен вспомнить свои последние сны и рассказать о них доктору, а он уже "анализирует " их. Он доволен мной, даже говорит, что у нас будет хороший результат. Он предостерегает меня от скептицизма и говорит, что вынужден просить, чтобы я задержался не менее чем на три недели».
Задержаться пришлось на полгода. Постепенно писатель стал замечать улучшения в своем состоянии. Он больше не боялся людей, не «шарахался» в сторону от незнакомцев и стал намного спокойнее.
Он даже поверил, что «источник» наконец забьет, и с радостью писал об этом домой.
Конечно, Гамсун не только лечился в Осло, но и развлекался. Он, например, ходил на антикварные аукционы и с ужасом писал Марии, как дорога нынче старинная мебель – «а ведь она даже не в стиле ампир».
В это время он пристрастился к кино и с особенным удовольствием смотрел комедии и приключенческие фильмы.
Но постепенно развлечения, как и само лечение, стали надоедать Гамсуну и он в конце апреля 1927 года пишет Марии:
...«Дорогая моя Мария!
Я получаю от тебя такие теплые, нежные и сердечные письма, что не знаю, как и благодарить тебя. И в свое время я постараюсь отплатить тебе добром за добро. Чувствую я себя довольно странно: хожу к доктору и пытаюсь восстановить свои способности к работе. А ведь больше всего на свете мне хотелось бы вернуться домой и работать в моем «домике» на окраине усадьбы и писать хорошие книги, за которые бы мне платили громадные гонорары – они бы пошли на нас всех. Я сижу тут уже несколько месяцев, трачу свое время и деньги впустую. "Все будет хорошо!” – говорит доктор. Он совершенно в этом не сомневается. Если бы он хоть раз усомнился, то и я бы потерял надежду, но он абсолютно уверен в результате. А пока жизнь печальна и мало меня радует».
Однако определенные успехи Гамсун замечал и сам. Так, впервые за пятнадцать лет он смог отправиться в театр и посмотреть пьесу Дж. Голсуорси «Джентльмены», а потом написал об этом Марии. Нет ничего удивительного в том, что фру Гамсун возмутилась. Мало того, что она была не менее ревнива, чем ее муж, так она еще и очень скучала по светской жизни и театральным подмосткам, с которых писатель буквально «уволок» ее силой.
Чувствующий свою вину Гамсун пишет 13 июня:
...«Я решил, что я больше не буду продолжать лечение и скоро приеду домой, хочу только постепенно подготовить к этому доктора... Я приеду домой не позже чем через четырнадцать дней, если не раньше.
Наверное, с моей стороны было глупо предложить Туре приехать ко мне, если ты уже успела сказать ему об этом. Но объясни ему, что я закончил лечение раньше, чем предполагал. А теперь то, что касается тебя самой. Может, ты, наконец, возьмешь себя в руки и повеселеешь – и с радостью встретишь меня не только по приезде, но и останешься в хорошем настроении и после, тогда я действительно смогу работать. Боже мой, я жил тут все это время ради нашего благополучия, и ты должна это признать. В мире так много жен, которые должны не покладая рук трудиться на благо семьи, лишь бы избежать нищеты и голода, а ведь ты избавлена от этого ужаса, поэтому, мне кажется, ты могла бы смеяться и танцевать дни напролет, а не ходить в расстроенных чувствах и не расстраивать меня. И что, во имя всего святого, так расстраивает тебя? Что я подчинил тебя, что ты больше не скитаешься по меблированным комнатам? Я-то ведь вижу, как живут хорошенькие актрисульки, так что тебе не о чем жалеть! Они с каждым годом вынуждены накладывать все больше и больше грима на лицо, чтобы замазать морщинки, они пьют, чтобы поднять настроение, половина актерской братии – лесбиянки, вторая половина – гомосексуалисты, и при этом все ходят в одежде, за которую еще не расплатились. Конечно, мы в Нёрхольме живем изолированно, и это плохо для нас обоих. Я думаю, нам надо нанять прислугу, горничную, так что тебе не придется больше надрываться, если кто-то приедет к нам в гости, на это у нас найдутся деньги, но только в том случае, если и у тебя, и у меня будет хорошее настроение и я смогу работать».
18 июня Гамсун уехал домой.
У Стрёмма остались записи сеансов психоанализа писателя, которые в 1978 году были переданы в издательство «Гюльдендаль» для расшифровки и возможной публикации. Но стенографические записи врача разгадать не удалось. Сам же Стрёмм говорил в 1958 году, что в основном лечение касалось чувства безумной ревности Гамсуна к Марии, поэтому записи было решено не публиковать еще и по этическим соображениям.
* * *Лечение, надо сказать, принесло свои плоды. Сразу после возвращения в Нёрхольм Гамсун начинает работать над «Бродягами» (другой вариант русского названия – «Скитальцы»), первой частью трилогии об Августе.
Еще раз попытался Гамсун уловить облик того, что меняет историю и зовется прогрессом. Воплощением нового становится главный герой трилогии «Бродяги» (1927), «Август» (1930) и «А жизнь идет...» [157] (1933) предприимчивый Август – мастер на все руки и бродяга.
