Роберт Стивенсон - Жизнь на Самоа
Когда Ллойд вернулся с кавой, Бедный Белый Человек был уже на немецком корабле, так что пришлось переправить туда же и Ллойда с его подарками. К удивлению присутствовавших белых, Ллойд поцеловал старика. Через несколько минут Ллойду намекнули, что ему лучше удалиться. Прощаясь, вожди обступили его и наперебой старались пожать ему руку. Благодарность их намного превышала значение оказанной услуги, но несчастные, должно быть, чувствуют себя очень заброшенными, так как ни одна душа к ним не подходит; тем более они радовались дружескому лицу.
Льюис виделся с Кьюсэк-Смитом и поговорил с ним насчет охоты за головами. По-моему, нет сомнения в том, что Лаупепа хотел бы отказаться от голов, которые ему доставляли, но не решился на это без поддержки Мэйбена. Сдается, что именно по этой причине Мэйбен старается не показываться на глаза. Он не рискнул советовать королю не принимать головы из страха перед воинами, которые принесли их. Женщине не легко поверить в трусость мужчины. Но я хорошо помню, как Мэйбен проговорился на обеде у Хаггарда. Он заявил тогда, что никто никогда не сделает чего-либо для блага родины или для ближних, если это не на руку ему самому. Что ж, хитрые бегающие глазки Мэйбена тоже выдают его. Я ему симпатизировала прежде только потому, что он земляк Льюиса.
Закончив работу в доме, двое наших слуг пошли к Талоло, и потом из самоанской хижины часами доносилась горячая молитва. Они совершенно уверены в том, что английский капитан бросил на произвол судьбы мать и брата Талоло, и теперь те лежат мертвые и обезглавленные. Хуже всего то, что они, вероятно, правы. У меня не хватило духу сказать Талоло о предательстве капитана и о горящих домах, которые он оставил за своей спиной, не имея никакого ручательства, что обезоруженные пленники находятся в безопасности, кроме уверений Блэклока.
Льюис спросил у Блэклока, что тот предпринял насчет посылки губернатора.
— О, я говорил об этом с королем.
— Как же зовут этого вождя, на которого можно положиться в таком деле?
— Понятия не имею, — ответил Блэклок и затем по собственному почину сообщил, что охотно вздернул бы Матаафу на кокосовую пальму, и, описав свой визит к поверженному неприятелю, рассказал об оскорблениях, которые нанес старику, когда тот поднялся на корабль.
Итак, мы имеем два образчика — «английской чести» и «американского рыцарства»; но американец, слава богу, всего только плут, уроженец английских колоний, да еще несущий на себе все признаки еврейского происхождения. Сьюэл был просто напыщенным мальчишкой, но он не совершил бы ничего подобного.
— Подумаешь, пожгли дома, — сказал Блэклок. — Разве это дома? Просто туземные хижины.
Я знаю, что такое «туземная хижина», потому что построила три таких, и почувствовала бы серьезный урон, если бы хоть одна из них сгорела. Все равно как если бы королева сказала о сожжении дома Блэклока: «Ведь это был не дворец, а всего-навсего деревянный дом, купленный с аукциона».
Любопытно видеть, как Фэнни в этот момент полна всяческих предубеждений; но во время описываемых событий она плохо владела собой. Насколько можно судить из всего слышанного и прочитанного, она была куда меньше подвержена предрассудкам, чем большинство современников. Льюис сам, как мы видели, мог проявлять столь проанглийские чувства, что производил впечатление антиамериканца. Впрочем, один корреспондент как-то спросил Льюиса, не антисемит ли он. Ответ был энергичным, обезоруживающим и, как следовало ожидать, отрицательным.
Фэнни. 20 note 194Сегодня спозаранку Талоло и все остальные принялись за приготовление местных кушаний для пленников. В одиннадцать Ллойд и Пелема отправились в путь с грузом на четверых: плоды таро, испеченные в земляной печи, крупные и самого лучшего сорта, сотня полисами, молодые кокосовые орехи и бананы. Они до сих пор не вернулись.
Вчера в двенадцать ночи прибыл почтовый пароход. Мистер Харрис, который был на борту, сошел на берег и разбудил бедного Хаггарда, чтобы тот принял присланную Льюису сумку с дичью и сельдереем. Рисунки Бэллы отправлены. Пусть они порадуют сердца правительственных чиновников — всех этих трусов! Вчера Льюис получил записку от миссис Кьюсэк-Смит, где она сообщает, что внесла его имя в список лиц, жертвующих по пять долларов в пользу раненых.
Мне бы хотелось написать небольшой рассказ, чтобы иметь немного собственных денег.
Вернулся Ллойд. Он видел капитана, тот явно недоволен поведением Блэклока, допустившего сожжение домов. Ллойд повидал вождей на английском корабле; ему сказали, что посещать их, разумеется, разрешено. «Они ведь не преступники, а военнопленные». Говорят, что капитан вновь и вновь уверял Матаафу, и всегда в одинаковых выражениях, что, пока тот на борту корабля, жизнь его в безопасности. В конце концов Матаафа, кажется, понял, после чего все вожди повеселели и почувствовали себя свободнее. Издалека с немецкого корабля донесся громкий крик. Ллойд определил его как возгласы за кавой — нашей кавой. Капитан хочет послать какого-нибудь ответственного белого на Маноно и спросил, почему бы Ллойду не взяться за это, но Ллойд ответил, что сочувствует Матаафе. Затем Ллойд отправился на немецкий корабль, чтобы раздать провизию там, но ему вежливо сообщили, что беседовать с пленниками никому не разрешается.
На обед к нам пожаловали двое офицеров; оба приятные люди, из хорошего теста. Один заикается, что как-то еще больше к нему располагает. Талоло, который по-прежнему совсем болен, с ног сбился, готовя для них обед, и все удалось на славу. Я сказала нашим работникам, что они могут после обеда прийти поговорить с офицерами. Едва подали кофе, как я увидела через открытую дверь зала, что рубашки натягиваются на коричневые плечи. Затем все они вошли гуськом во главе с Талоло — довольно представительный отряд. Талоло произнес небольшую приветственную речь, и оба офицера, которые не были подготовлены к выступлениям (они еще не настолько владеют самоанским), были весьма смущены. Один не знал, что сказать, другой хотел высказать массу, но не мог, потому что заикался.
Фэнни. 21 note 195Матаафа просил к себе Генри в качестве переводчика. По-моему, Генри должен пойти, хотя переводчик он плохой. Иначе боюсь, что Матаафе навяжут какого-нибудь лживого полукровку. Но остальные со мной не согласились, так что говорить больше не о чем. Ллойд отправился к Кьюсэк-Смиту заявить протест против охоты за головами. Не знаю почему, но это напомнило мне о первой встрече Льюиса с офицерами военного корабля. Один из тех, что обедали у нас, был в «Тиволи», где он, по-видимому, поджидал кого-то с большим нетерпением. Когда Льюис на минуту остановился у дверей, человек спросил его с надеждой в голосе:
