Виктор Гофман - Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания
Ваш Эберман меня удивил своей наивностью и каким-то диким непониманием литературных отношений. Он, вероятно, способен недоумевать, почему его не издаст, например, «Шиповник» и т. д. Дичаете вы все в своем углу. И все же — у вас благая часть, несомненно.
Ваш В. Г.
22
23/XII 1909
Дорогой Андрей Акимович,
Вот и праздники подошли, а я все никак не выберусь из Петербурга. Впрочем, раз Вам все равно, и Вы, как пишете, в Петербург еще не скоро попадете, то мне удобнее посетить Москву в январе. На праздниках трудно будет что-нибудь толком сделать, а у меня в Москве все же и некоторые дела. В январе же, как я уже Вам писал, приеду обязательно: это не подлежит никаким отменам и отсрочкам.
Само собою разумеется, стремление к тому или другому роду словесности зависит не от сознательного хотения, а от каких-либо органических причин. Я знаю это так же хорошо, как и Вы. Но ведь в этих таинственных причинах возможна какая-нибудь эволюция и изменения. Так вот эти изменения произошли во мне — и я не могу больше писать стихов и должен писать прозой. Процесс этот совершался давно и медленно (почти с самого выхода «Книги вступлений»): я сначала не замечал и не понимал его, потом стал приходить в смятение по случаю оскудения во мне поэтического творчества — и лишь полтора года тому назад понял, в чем дело. Сразу открылись и просветлели новые перспективы. То же, что прозой мне будет писать труднее и она мне менее будет удаваться, может быть. Вы и верно заметили; но что же делать? Над своим языком, о котором также принимаю Ваши замечания, хочу теперь работать: он у меня слишком искусственный и олитературенный (по крайней мере мне так кажется). Но возможна ли работа над собственным языком — как Вы думаете?..
Ум у меня, действительно, — «точный и прибранный». Лучшего определения — не придумать. Шарлатанство мне совершенно недоступно: поэтому-то я не гожусь в критики, проповедники, путеискатели, богостроители и т. д. Поэтому-то ко мне и от меня так мало путей. Некоторая доля шарлатанства может быть необходима — как связующий элемент, как цемент или смазка: ею держатся коллективы. Как Вы полагаете? Впрочем, я не могу сейчас точно определить, что такое шарлатанство. Попробуйте, определите.
Я как-то сделал для Вас вырезку из газеты — Чуковский говорит о детском языке. Прочтите и сообщите, что Вы по сему поводу думаете: вздор это или что-нибудь в самом деле тонкое и остроумное. Я читал с большим интересом.
Ну, выздоравливайте скорее, милый Андрей Акимович. Желаю Вам всякого счастья в новом году. Теперь уже несомненно скоро увидимся.
Весь Ваш В. Г.
23
6/I 1910
Так что ж Вы, дорогой Андрей Акимович, прочитав мне отходную, и совсем замолчали? Что же касается до самой отходной, то, хотя она меня и достаточно удручила, все ж думаю, что не вполне она основательна. Впрочем, я не могу не думать этого — уже из чувства самосохранения. Но все же — если я вообще не бездарен, почему я вдруг сделаюсь бездарным прозаиком – раз к прозе я чувствую столь же искреннее и несомненное призвание, как в первой юности — к стихам? Впрочем, об этом, конечно, бесполезно спорить, тут нужно делом доказать.
Вообще Ваше письмо возбуждает тысячи возражений. Почему гонорар писателя – подаяние, а гонорар адвоката — нет? Вы всё приписываете мне желание стать «литературным проститутом», как выражается Бальмонт, но уверяю Вас, что никогда и ни к чему оно не двигает меня. Секретарем редакции или редактором я, вероятно, не раз буду иметь случай сделаться, но это именно совсем не по мне дело.
Не хочется перебирать всех возражений: пришлось бы писать целый трактат. Кроме того, мы вскоре увидимся. В январе я обязательно буду у Вас: измениться это решение теперь уже не может. Тогда поговорим обо всем.
Не помню, писал ли я Вам уже, что усиленно перевожу теперь для «Пантеона» Мопассана. Начал было с «Monsieur Parent»: теперь на некоторое время отложили и переводим «La petite Roque». Очень это увлекательная и поучительная работа.
Я, знаете, все больше как-то отстаю от декадентов и на плохом у них здесь счету. И с реалистами тоже дружбы не налаживается; это все неучи, идиоты и пьяницы.
Весь Ваш В. Г.
Пишите: еще успеете не раз до моего приезда.
24
11/I 1910. СПб.
Дорогой Андрей Акимович,
Что-то нет от Вас писем и мне скучно – и ощутительно их недостает. Или Вы не получили моего письма, посланного на прошлой неделе? Сегодня все думал над своей прошлой жизнью, старался подвести какие-то итоги. Люблю иногда заниматься этим печальным делом. Что остается от прожитого? Прочитанное и изученное – зарывается (мною, по крайней мере, весьма радикально); пережитое – вызывает лишь поздние раскаяния и недоумения по собственному адресу. Но, знаете, жажда жить и какое-то непрестанное беспокойство — у меня все еще необыкновенные. Между 20-м и 25-м сего месяца обязательно прибуду в Москву. Ведь Вы можете подождать меня до тех пор? До свидания, дорогой Андрей Акимович, скоро будем разговаривать.
Весь Ваш В. Г.
25
12/III 1910
Дорогой Андрей Акимович,
Я тоже стал теперь много работать: сегодня писал весь день, поэтому посылаю Вам только открытку. На Ваш анализ или боксерство я нисколько не обижаюсь. Наоборот, я очень ценю, что любые Ваши выводы нисколько не колеблют Вашего хорошего, дружеского отношения ко мне. Это весьма редко. Не стану же я желать неискренности с Вашей стороны.
Рассказ мой в «Женщине» действительно никуда не годен, но это еще ничего не доказывает. В «Вестник Европы» попал очень просто: предложил статью и все. Не думаю, чтобы кому-либо это было так завидно.
У нас опять появились Бурлюки. Устраивают какой-то «Треугольник», выставку рисунков современных русских писателей и еще какую-то чепуху. Сейчас был у них на собрании.
Ваш В. Г.
26
23/III 1910
Дорогой Андрей Акимович,
А у нас всё больше говорят о Чуковском и вызове из-за него Гессена на дуэль Иорданским. Вы, конечно, знаете уже эту историю? С Каменским же, после лекции, случилась в Москве, говорят, еще одна неприятность: его будто бы избили в «Буффе»…
У нас изумительные солнечные дни. На Невском, на набережных гулянье. Чудесная весна. Я по-весеннему ленив и мечтателен. Будете ли Вы к нам, в Петербург?
Напишите, что Вы открыли неожиданного по поводу Вашей аритмологии. Я постараюсь быть понятливым. Нет, в самом деле.
