Наталья Старосельская - Наталья Гундарева
А в другом, более позднем интервью признавалась: «Я стараюсь жить так, как жила и прежде: я так же работаю в театре, так же снимаюсь, но то, что происходит сейчас в кино... думаю, что все-таки держит меня театр. Я, по-моему, очень правильно делаю, что работаю в театре. Ну, во-первых, это моя первая профессия, да и вообще смысл всей моей жизни. Кино никогда для меня столько не значило, а тут, в театре, тебе дают какое-то забвение, ты забываешь о том, что происходит на улице, эти два-три часа ты живешь другой жизнью, более наполненной. Когда выходишь на сцену, когда достается хорошая роль, хочешь ты того или не хочешь, душа с Богом начинает разговаривать, такой спектакль, может быть, случается только один раз в жизни. Играешь – и чувствуешь, как будто ты вырываешься куда-то... В моей жизни, может быть, два-три раза такое было – ощущение вылета в какое-то пространство, я уже не принадлежала ни этому времени, ни этой земле, я была где-то там...»
Почему-то кажется, что актриса скромно преуменьшает свои «разговоры с Богом» – она «была где-то там» значительно чаще, потому что каждый раз уводила за собой зрителя, перестававшего ощущать на ее спектаклях свою принадлежность этому времени и этой земле...
А в свободное время она погружалась в книги. «Могу читать целыми днями романы, воспоминания – Г. Иванова, Анастасии Цветаевой, Бенуа, – рассказывала она. – У меня, как и у многих, есть альбомы по изобразительному искусству. Когда их было почти невозможно достать и они были сравнительно дешевы, я их собирала. У меня, как и у большинства, они стоят на полках, один раз при покупке просмотренные. Вот я их достаю и рассматриваю. У меня замечательные книги по иконописи. Или вспоминаю, что у меня есть магнитофон и его можно послушать. Я вообще-то все в доме выключаю, люблю тишину, моя профессия и так дарит мне переизбыток звуков. Но иногда и музыку хочется послушать. Детективы читаю, только когда болею».
В 1995 году в Театре им. Вл. Маяковского появился спектакль «Театральный романс» по пьесе А. Н. Толстого «Кукушкины слезы». Наталья Гундарева блистательно сыграла в нем роль актрисы Марии Петровны Огневой – сыграла не просто очередную женскую судьбу, но, кажется, всю свою любовь к театру и преданность профессии, утверждение Театра как безграничной власти над людьми, их чувствами и мыслями.
Андрей Александрович Гончаров писал: «Зрители... О них думаешь неотрывно... Работая над „Кукушкиными слезами“
Алексея Толстого, пьесой, которую драматург написал в 1913 году, а потом переделал в 1917-м, а потом – в 1926-м, я думал о тех утерянных в русском обществе качествах, которые были у моей мамы, у моего папы, у того ушедшего поколения. Я думал о срубленных и проданных «вишневых садах»... А не получится так, что зритель не захочет это смотреть? Очень может быть. Но тем не менее верю, что эти чудаки и мечтатели – действующие лица – необходимы сегодня как никогда; слезы, которые они проливают, – очень русские слезы, они не оставят моего зрителя равнодушным».
Сценическая биография пьесы А. Н. Толстого более чем скромна – предложенная автором Художественному театру, она так и не увидела свет рампы на прославленных подмостках, была поставлена в Театре Незлобина, а в 1918 году – в Александрийском театре. Вот, собственно, и вся история «Кукушкиных слез». Надо было обладать любопытством и темпераментом Гончарова, чтобы вспомнить ее и, стряхнув пыль со страниц, понять: сегодняшнему зрителю она может оказаться необходимой!
Необходимой – по очень простым, очень человеческим «параметрам». Вот что пишет Андрей Александрович Гончаров о своем «предчувствии замысла»: «Меня давно тревожила тоска по утрачиваемым нами ценностям, которые составляли существо жизни поколения моих родителей; предчувствие замысла предполагало поиск пьесы, где действовали бы герои, представляющие русскую интеллигенцию, замечательных российских чудаков, трогательных и мужественных одновременно. Что-то подобное почудилось мне в пьесе, которая даже не вошла в полное собрание сочинений А. Н. Толстого...
Русское «кукушкины слезы» аналогично более распространенному выражению – «крокодиловы слезы». Но не об этих слезах мне хочется сегодня разговаривать со зрительным залом, более того, именно об этом не хочется говорить категорически. Проверка действием не подтвердила первоначальное намерение. Хотя!.. Цепляюсь за это «хотя», которое каким-то образом связано в моей памяти с историей написания пьесы. Наверное, в 1913 году Толстой в двух своих новеллах (из них потом была сделана пьеса) все-таки рассказывал о русских чудаках в провинциальном городе, пытающихся на руинах построить свою жизнь заново. Что-то трогательное и смешное, явно дорогое автору, угадывается в героях новелл. Очевидно, когда граф начал переводить эти новеллы в драматургию, он встал перед необходимостью их переделки по законам зрелищности. Вряд ли у него это очень легко получалось – не случайно же он трижды возвращался к пьесе, которая сначала называлась «Выстрел», потом еще как-то, а потом уже – «Кукушкины слезы». Он очень настойчиво следил за развитием характеров в направлении развития комедийного сюжета, однако смеяться над уходом целого поколения – дело не слишком благодарное. Материал сопротивлялся, что-то от первоначального решения темы все-таки осталось. И здесь, в результате действенного анализа, выяснилось, что трактовка мотивов действия героини может решить все!
Если она не кукушка, а по-настоящему творческий человек?! Если развитие сюжета оснастить атмосферой, сопутствующей подлинному таланту?! Если она не «биржевая» актриса, а настоящая очаровательная гастрольная артистка?! – тогда совершенно оправданы в спектакле монолог о смысле творческой жизни, процитированный из Чехова, и романс Рахманинова:
Все отнял у меня казнящий Бог,
Одну тебя оставил,
Чтоб я ему еще молиться мог.
Затем «русско-цыганский» приезд героини, которая приносит романтику в «болото» разваливающегося имения. Не случайно ведь по соседству с городом, в лесу стоит цыганский табор! Тогда есть шанс вырваться из заунывного комизма не слишком удачной пьесы «советского графа»! Тогда «на щебне былого» возникнет новый театр подобно тому, как было в Любимовке у Станиславского. И спектакль мой будет теперь называться не «Кукушкины слезы», а «Театральный романс»!»
Эта пространная цитата из записок Андрея Александровича Гончарова приведена была с одной, очень важной, как представляется, целью: дать понять, как режиссер увлекал исполнителей, усложнял задачи пьесы, поначалу казавшейся довольно ординарной. И какие задачи были поставлены перед Натальей Гундаревой, назначенной на главную роль, в которой она должна была предстать не только «очаровательной гастрольной артисткой», но и незаурядной личностью, готовой к тому, чтобы здесь, в имении, возродить подлинный романтический театр, которого лишила ее действительность.
