Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Сэндс Филипп

Тогда, в детстве, он ничего не знал о прошлом Хасса, о его тайной жизни. Лишь позже он узнал о его нацистских годах, о последующей работе на разведки разных стран. «Он был членом общины, имел обыкновенный дом, вел обычную жизнь, старался никого не беспокоить». Дом был полон самых обыкновенных картинок, никаких портретов Гитлера и Муссолини, только цветы и горы. Марко засмеялся. «В один прекрасный день я читаю, что итальянское правительство дало ему пенсию! — Громкий смех. Человеку, обвиненному в „преступлениях против человечества“ за убийство итальянцев, итальянское государство платит пенсию! Мир сошел с ума».

В школе Энрика носила фамилию Джустини, а не Хасс. Когда она просила у отца объяснений, тот отвечал, что имеет несколько фамилий на выбор. Марко считал, что в детстве Энрика ничего не знала об отцовском прошлом, но по-детски чутко улавливала некие трудности. Это ее мучило. «Она хорошо училась в школе, любила сочинять стихи, но все больше о смерти».

Арест отца и суд в 1998 году стали кризисным временем в жизни Энрики. «Она заплатила высокую цену», — грустно сказал Марко. Подруга его детства страдала от излишне пристального внимания и так и не смогла от этого оправиться. Ее неизменно поддерживал любящий муж, помогавший с адвокатами и очень старавшийся спасти тестя от тюрьмы. Хасса осудили за «преступления против человечества», за его роль в расстрелах в Ардеатинских пещерах. Для семьи стало облегчением, когда ему позволили отбывать срок дома, близ озера Альбано, «покойно прожить остаток жизни», — с иронией заключил Марко. Энрика беспокоилась о здоровье отца и часто приезжала к нему из Швейцарии. «Она была очень хорошей дочерью, — сказал Марко. — Она знала о прошлом, но мы — другое поколение».

Сам Марко испытывал противоречивые чувства. В принципе, он одобрил суд над Карлом Хассом, сочтя это положительным явлением, торжеством правосудия: «Хорошо, что выплыла правда, что совершивший страшное преступление был вынужден сознаться в содеянном». С другой стороны, пострадала подруга его детства; он с нежностью говорил об Энрике, об их общении в то время. «Она просила меня попытаться вернуть ее отца к вере, сделать католиком». В детстве Хасс был крещен в лютеранстве, объяснил Марко, поэтому однажды он пришел к Хассу домой, чтобы проверить, сознает ли тот свою ответственность и что происходит в его душе.

— Он осознавал содеянное, — рассказал Марко. — Он ясно высказался о том периоде: «Я хотел показать своему начальству, что я настоящий, хороший нацист, воин, хотел подавать хороший пример, поэтому убил в Ардеатинских пещерах двоих». Он хотел показать, что способен четко выполнить приказ.

Признавал ли Хасс свою персональную ответственность за содеянное?

Марко задумался.

— Он старался, хотел добраться до правды, но, наверное, ему мешала нацистская идеология.

— Он так и остался нацистом?

— Без сомнения, — ответил Марко. — Они все по-прежнему нацисты.

— Вы продолжили разговор?

— Нет, это было невозможно.

После того разговора Марко предложил Хассу помолиться с ним, и Хасс принял предложение.

— Наверное, ему понравилось, он получил удовольствие от молитвы, обрел человеческое достоинство, это важно.

Но Марко не был уверен, что Хасс искренне верил в ценность молитвы.

Хасс умер в 2004 году, через шесть лет после приговора. Местный епископ попросил Марко похоронить его как друга семьи, к тому же священник знал немецкий. Похороны вышли непростыми: по одну сторону находились коммунисты («готовые швыряться камнями»), по другую — фашисты («готовые приветствовать нацистского героя»). Тот факт, что похороны проходили на кладбище в Кастель-Гандольфо, где у римского папы летняя резиденция, лишь осложнял дело.

Марко без колебаний согласился выполнить просьбу епископа ради Энрики, своей подруги. Похороны проходили в условиях строгой секретности, «на кладбище Кастель-Гандольфо нас никто не видел». Через десять лет, в 2013 году, когда умер Эрих Прибке, шуму было больше: Ватикан запретил хоронить его в католической церкви в Риме и поблизости.

— Похороны по обряду оказались невозможны, — сказал Марко. — До сих пор никто не знает, где погребен Эрих Прибке.

Я рассказал Марко все, что знал о Хассе и о проекте «Лос-Анджелес», показал ему некоторые документы. Он был удивлен: кажется, он понятия не имел, что отец его подруги работал на американцев.

— Обращаться с врагами как с друзьями? Это ошибка. Сегодня американцы повторяют ее с Саудовской Аравией.

Вместе мы прочли документы контрразведки с именами источников Хасса.

— Капуто? Старый фашист. Альберт Гриццар? Фашист, прошедший обработку. Али Хуссейн? Мама миа!..

Монсеньор Фиоретти, Ватикан? Марко не удивило, что крупная ватиканская фигура могла оказаться американским агентом:

— Даже среди церковников есть такие, кто думает, что лучше сместиться вправо или влево.

Епископ Худал? Это имя было ему незнакомо, это был не его мир.

— Я служил миссионером в Африке. Однажды видел папу Пия XII, но давно, в 1955 году, в семилетнем возрасте. Я не поддерживаю отношений с Ватиканом и не знаком с епископами, — добавил он.

Имя Отто Вехтер было ему тоже незнакомо. Он ничего не знал ни о нем, ни о его гибели после купания с Карлом Хассом в озере Альбано.

— Я был слишком мал, чтобы знать о таких вещах.

Предположение об отравлении его удивило, он усомнился, что в этом мог быть замешан Хасс.

— Он не был серийным убийцей, — сказал Марко. — Он не из тех, кто убивает по своей инициативе.

Он помолчал, поразмыслил — и отчасти передумал.

— Что ж, может быть… — протянул он. — При некоторых обстоятельствах Хасс мог бы и убить. По идеологическим причинам или если бы ему приказали… Уверен, получив такой приказ, он бы ему последовал. Он принадлежал к поколению, обученному повиновению, верил в преимущества повиновения для человечества.

— Слабый человек?

— Человек без собственного направления, — ответил Марко без колебания. — Человек, всегда готовый действовать в интересах других.

Хорст, слушая Марко, раскраснелся и внезапно перебил его. Здесь, где купался его отец, он уже не мог сдерживаться:

— Карл Хасс был мерзкой крысой, убийцей моего отца!

Марко удивился, но сохранил хладнокровие. Хорст стал развивать свою версию:

— Хасс работал на Сталина, на СССР. Мой отец был человеком чести, это были его враги.

— Я признателен вам и вашему отцу за то, что вы такие славные люди, — сказал Марко. Было очевидно, что он никогда не слышал об Отто Вехтере, но Хорста его слова воспламенили.

— Как звали вашего отца? — спросил Марко.

— Отто.

Хорст показал ему фотографию Отто и Шарлотты на фоне гор, снятую в 1948 году.

— Они выглядят чудесной парой, — сказал Марко именно то, что хотел услышать Хорст приятным июньским утром в городке под Римом.

Мы решили пообедать в местном рыбном ресторане. Марко рассказал нам о своей семье, о двух своих братьях: Викторе, старше его на полтора года, 1946 года рождения, и Серджио, на пять лет моложе. За едой он выложил:

— Карл Хасс был членом моей семьи.

Это было неожиданностью, ничто такого не предвещало. Видя, как мы изумились, он продолжил:

— Мой брат Виктор женился на Энрике, дочери Хасса. — Час от часу не легче! — Это был длительный счастливый брак, — продолжил он. — Они жили в Женеве, там Виктор и остался после смерти Энрики (она скончалась от панкреатита вскоре после отца). У них один ребенок, сын, работающий в кофейной компании там же, в Женеве.

— Как Джордж Клуни, — продолжил рассказ о племяннике гордый дядюшка.

В каких отношениях он был с дедом, Карлом Хассом?

Марко с улыбкой пожал плечами.

— Он — само спокойствие, настоящий немногословный швейцарец.

— Его фамилия тоже Шротт? — осведомился я, предполагая, что дядя и племянник носят одну и ту же фамилию.

Сначала Марко не ответил, потом, подумав, сказал: