Леонид Жолудев - Стальная эскадрилья
Из всех полетов на Либаву, столь различных и так похожих один на другой, особенно запечатлелись два. В одном из них мы наносили бомбардировочный удар по кораблям противника, находящимся под разгрузкой в порту. Общую колонну двух полков, состоявшую из шести девяток, вел командир 5-й гвардейской бомбардировочной авиационной дивизии Герой Советского Союза гвардии генерал Владимир Александрович Сандалов со штурманом дивизии гвардии подполковником Владимиром Прокофьевичем Кузьменко. Наш полк, возглавляемый гвардии подполковником Свенским, следовал вторым. Вторую группу в полку вел командир 2-й эскадрильи Евгении Селезнев, а мне довелось вести третью группу, замыкавшую боевой порядок. В хвосте строя летать всегда труднее. Даже незначительные колебания в скорости ведущих доходят до ведомых многократно усиленными. К тому же замыкающие чаще других подвергаются атакам вражеских истребителей.
Но были у "арьергарда" и свои преимущества: больше времени оставалось на оценку характера стрельбы зенитной артиллерии, а значит, и на выработку более обоснованного решения, как выполнить противозенитный маневр. Так что в целом минусы в какой-то мере компенсировались плюсами.
Мы, бомбардировщики, предпочитали заходить на Либаву с моря, где противодействие как зенитной артиллерии, так и истребителей было более слабым, чем при полете над боевыми порядками вражеских войск, мощными узлами обороны, крупными населенными пунктами. Когда мы подходили к Либаве с морского направления, истребители врага встречали нас, как правило, неподалеку от побережья - дальше выдвигаться им не позволял малый радиус действия, а еще более, пожалуй, - бушующие внизу декабрьские волны Балтики. Что касается зениток, корабельных и береговой обороны, то их массированный огонь сопровождал нас практически лишь означала боевого курса, и бомбы даже с подбитых самолетов падали в районе цели.
Итак, наша колонна, прикрываемая истребителями, развернулась в районе Мемеля в сторону моря и, выполняй несколько доворотов, вышла к боевому курсу. Ми о хорошо было видно, как на нашем пути полыхнул шквал заградительного огня. Опытный ведущий генерал Сандалов сделал все, что возможно в таких условиях: круто отпор пул вправо, потом влево и стал на короткий боевой курс. Тут же один из самолетов его группы отвалил и сторону и, оставляя дымный шлейф, пошел со снижением. Затем первая группа скрылась в огне и дыме зенитной завесы. Казалось, не было возможности преодолеть этот бушующий смерч, но самолеты наши ныряли в него один за другим.
Вот стала на боевой курс группа, ведомая майором Семеновым. Мы летели следом за ней, поэтому я уже мог разглядеть, как после сброса бомб девятка отвернула вправо и со снижением начала отходить от цели. Замысел командира группы был ясен: успеть развернуться, не доходя до очередной и притом наиболее плотной огненной завесы. Но майор Семенов на этот раз, видимо, не учел, что радиус разворота группы больше, чем одиночного самолета. Уже в ходе разворота ведомые, не готовые к столь крутому маневру, начали отставать. Строй распался, и я потерял эту группу из виду. Тем временем мне удалось высмотреть слева по курсу небольшую "прореху" в заградительном огне, и хотя отклонение влево несколько удлиняло маршрут полета, грозило отставанием от общей колонны, я все же принял решение воспользоваться этой "брешью" и благополучно проскочил через нее со своими ведомыми.
Выйдя из зоны зенитного огня, мы увидели лишь пять поредевших групп из шести. Я сразу начал искать пропавшую девятку в правом секторе, куда она, помнится, разворачивалась. Да, группа здесь, но... Только три "пешки" из девяти жиденькой цепочкой летели над самым морем к линии фронта. Несколько вражеских истребителей преследовали эти почти беззащитные, отставшие от колонны самолеты, и вскоре двух из них фашистам удалось сбить. А пристроившиеся к нам на обратном маршруте истребители прикрытия ничего этого не видели, на запросы по радио не отвечали - просто не слышали. Как потом стало известно, лишь командир группы на подбитом самолете с трудом перетянул линию фронта; все остальные экипажи девятки были потеряны, и только несколько позже некоторые из них возвратились, как говорили тогда, в "пешем строю".
В другом боевом вылете на порт Либаву наш полк следовал в дивизионной колонне, на этот раз ведущим. Я возглавлял вторую девятку. Заходили опять с моря. Перед вылетом получили информацию, что до нас по порту нанесет удар бомбардировочный авиационный корпус, которым командовал генерал-майор авиации И. П. Скок. Это было единственное соединение, вооруженное самолетами Ту-2 - несколько более скоростными и грузоподъемными, чем наши "пешки". Они поступили на вооружение уже в конце войны и потому не успели найти широкого применения в боях.
Не помню почему, но так уж случилось, что мы догнали "Туполевых" и пристроились к ним: не то бомбардировщики генерала Скока опоздали с выходом на боевой курс, не то наш ведущий штурман раньше времени дал команду разворачиваться на цель. Было ясно одно: такой колонной действовать в зоне ПВО Либавы нецелесообразно. Однако изменить уже ничего было нельзя. Оставалось лить поочередно преодолевать огненный смерч.
До начала боевого пути все шло относительно нормально. Плотные группы девяток следовали одна за другой. По флангам, а также выше и сзади проворно сновали четверки истребителей сопровождения. Связанный общим боевым порядком, я основное внимание уделял маневрам ведущего "Туполевых" и своей группы. Поэтому не заметил, как первые девятки Ту-2 стали на боевой курс и вошли в облака разрывов. Когда впереди сверкнули яркие всполохи, я взглянул прямо перед собой и на несколько секунд буквально был ошеломлен: из девяток корпуса генерала Скока горело одновременно восемь самолетов. Что произошло оставалось непонятным. Во всяком случае, вражеских истребителей поблизости не появлялось. Но факт остается фактом: сразу восемь прекрасных новейших боевых машин, окутанных огнем и дымом, шли со снижением, не сворачивая с боевого курса.
Это было потрясающее зрелище. Страшная боль сдавила сердце, ведь многие, а скорее большинство, из летных экипажей уже перешагнули рубеж вероятности остаться в живых. Однако ни один из них не свернул с боевого курса, они до конца выполнили свой долг.
Нет ничего более ошибочного, чем представлять летчиков этакими бодрячками, которым-де все нипочем. Эпизоды, подобные описанному выше, тяжелым моральным грузом ложились не только на новичков, но и на опытных воздушных бойцов. Каждый боевой вылет на Либаву стал своего рода суровой проверкой морально-волевых качеств летного состава. Правда, никто не жаловался на трудности, не пытался спрятаться за спину товарища, отсидеться на земле. Но были заметны напряжение и внутренняя тревога членов экипажей при подготовке к таким вылетам. Единственный приемлемый выход из положения я видел в том, чтобы до предела загружать летный состав выполнением своих нелегких обязанностей. Практически это выглядело следующим образом.
