Куртис Кейт - Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой
Эти начальные строки, слегка наполненные дыханием поэзии, были изданы в прозе: «Небо, столь же чистое, как вода, купало звезды и выпускало их. Затем упала ночь. Дюна за дюной, пустыня Сахара распростерлась под луной. Свет, падающий на нас с мягкостью света от лампы, затушевывает границы предметов, вместо того чтобы обострять их, окутывая все вокруг чудным блеском… И с непокрытой головой бредем мы, освобожденные от почитания солнца. В этой обители жизни – ночи…»
Даже в английском переводе, более тяжелом, чем французский оригинал, благозвучие некоторых слов – подобно пустыне Сахара, распростертой «дюна за дюной… Под луной» – очевидно веяние поэзии, которая распознается безошибочно. Молодого автора можно даже было упрекнуть в некотором умысле, если бы это не было сделано для облегчения восприятия. В отличие от господина Журдена из мольеровского «Мещанина во дворянстве», говорившего стихами, не понимая этого, Сент-Экзюпери не мог не распространить драгоценные камни поэзии на самый обыденный описательный сюжет.
В юбилейном издании тремя годами позже исчезновения Сент-Экса Лионель Шассен припомнил, что, «несмотря на его рассеянность и неуклюжесть на экзаменах, Сент-Экзюпери получил диплом, который он едва ли заслуживал и который позволил ему несколькими годами позже стать летчиком-испытателем гидросамолета у Латекоэра». Правда, как сам Шассен позже объяснил, все было гораздо сложнее. Сент-Экс закончил воздушный навигационный курс девятым из одиннадцати. Удовлетворенный мастерством своих слушателей, Шассен собирался выпустить их всех, но полковник, прибывший из Бреста, чтобы проконтролировать экзамены, был настроен иначе.
– Ваш курс пользуется большим авторитетом в военно-воздушных силах, – объяснил он Шассену. – Его следует поддерживать. Необходимо сформировать мнение, что свидетельство об окончании курса получить нелегко. Это означает, что кто-то должен быть провален!
Шассен безуспешно возражал против подобного абсурдного довода – до сего дня типичного для французского педагогического менталитета. По крайней мере, двое слушателей, заявил полковник, должны провалиться.
– Хорошо, – сказал Шассен устало. – Он, в конце концов, в вашей власти.
Он подразумевал флот. И назвал имена двоих, получивших самые низкие оценки. Один из них, лейтенант, до этого дня проявлявший себя безупречно на военной службе. Что? Полковник был потрясен. Ничего не поделаешь!
– Кто у нас девятый? – проревел он.
Шассен неохотно назвал Антуана Сент-Экзюпери.
– Сент-Экзюпери? Хм… Кто это? Гражданское лицо? Превосходно! То, что надо!
Так номер девять был приговорен. И счастливый полковник возвратился в Париж, довольный своей изобретательностью, которую он продемонстрировал в подтверждение интеллектуального превосходства военных над гражданскими.
* * *Его неудачные результаты, показанные по окончании курса, вероятно, утвердили Дидье Дора во мнении, которое, возможно, уже начало формироваться: Сент-Экзюпери не тот человек, который ему нужен, чтобы вести первый гидроплан через Южную Атлантику. Новый «Лате-25» с кабиной на четверых – ответ на проблему, стоявшую перед Дора. Если он мог брать на борт радиста, то мог бы взять на борт и штурмана, что предполагало освободить пилота от необходимости проходить обширный курс навигации по звездам.
В Тулузе, куда Сент-Экзюпери прибыл после краткой остановки в Париже, ему было поручено осваивать новые «Латекоэр-25 и -26». Появление этих новых монопланов совпало с процессом преобразования авиалинии. Оснащенные двигателем марки «Рено» в 450 лошадиных сил вместо 300 на «Бреге-14», они могли поднимать тонну груза и покрывать в среднем 500 тысяч вместо 20 тысяч километров без поломок, достаточно снизив опасность перелета до Рио-де-Оро до одной двадцать пятой от того, что было на «героическом» этапе, который великолепно знал Сент-Экзюпери. Эти показатели позволяли ввести регулярные ночные рейсы, более чем вдвое сокращавшие время доставки почты. Ночной воздух над горячими областями, подобно пустыне Сахара, был менее бурным для пилотов, резко снижалась опасность износа двигателей, хронически выходящих из строя по причине кипения масла и разрыва радиаторов от высокой температуры палящего зноем полудня. Туман у земли не был помехой по ночам, и большую часть пути на юг пилоты африканского побережья могли ориентироваться по люминесцентному свечению берега, усыпанного миллионами микроскопической морской рыбы, оставленной там беспокойным прибоем. С появлением новых «латекоэров» отпала необходимость полетов над Сахарой парами, поскольку даже не имевший общего салона «Лате-26» располагал тремя открытыми кабинами друг за другом, которые могли быть отданы переводчику, механику или радисту.
Освоение Сент-Экзюпери этих новых самолетов, кажется, ограничивалось тренировочными полетами по маршруту Тулуза-Касабланка. В своей необыкновенно яркой книге «Вечерний паук» Анри Делоне вспоминает полет, совершенный в один из жарких дней августа вместе с Сент-Экзюпери с целью спасения Латекоэра, потерпевшего аварию на пляже около Валенсии. Они вылетели из Аликанте вечером с двумя механиками и ушли прямо в ночь – предпочтя прохладу звезд беспощадной жаре испанского солнца. Прибыв на место аварии, Делоне хотел было прилечь под одним из крыльев, пока механики работали с двигателем, но Сент-Экс, казалось не чувствовавший ночного перелета, настоял на поездке в Валенсию и осмотре «достопримечательностей». Преследуемый мухами и нищими, Делоне все более и более раздражался, пока они блуждали по раскаленным улицам, лишенным их вечерней расцветки. «В деревянной лавчонке нам могли предложить лишь тепловатое пиво, а я не знал, была ли вода в фонтанах пригодна для питья». Только вечером того же дня, когда они прибыли назад в пансион Пепиты в Аликанте, Делоне начал понимать все, что они видели и слышали, прослушав описание Сент-Эксом их экскурсии. Жалобный вопль невидимой гитары, улицы, отзывающиеся эхом на колокольчики груженных апельсинами осликов, широкие тени пальм, отражающиеся в слегка неровной глади бассейнов у фонтанов на углу улиц, – его искренний внимательный взгляд и, по-видимому, свободное ухо зафиксировали все. «Слушая его, я сожалел о том, что был более внимателен к звону стаканов внутри закусочных, чем к фасаду собора, где он отметил некоторые забавные скульптурные детали. Я повторно восхитился старыми башнями вала, которые столь долго отражали нападения врагов, уступая только кокетливым объятиям поднимающихся виноградных лоз и лиан. Я был удивлен теми оборванными мальчишками с трагическими лицами, протягивавшими свои ладони, а затем слегка посмеивающимися переливами, когда получали то, что просили».
