Игорь Суриков - Пифагор
С другой стороны, имеются указания на то, что пифагорейское вегетарианство не имело всеобъемлющего характера:
«Закрепилось и укоренилось ошибочное древнее мнение, будто философ Пифагор обыкновенно не ел мяса животных… Но музыкант Аристоксен, муж, весьма сведущий в изучении древних книг, слушатель философа Аристотеля, в книге "О Пифагоре", которую он оставил после себя, говорит, что Пифагор… питался молочными поросятами и нежными козлятами… Также Плутарх, ученейший человек, в первой из книг, которые он сочинил о Гомере, упомянул, что философ Аристотель то же самое писал о пифагорейцах — будто они не воздерживались от поедания мяса животных, за некоторыми исключениями» (Авл Геллий. Аттические ночи. IV. 11).
«Более же всего заповедовал он не есть краснушки, не есть чернохвостки, воздерживаться от сердца и от бобов, а иногда (по словам Аристотеля) также и от матки и морской ласточки (краснушка, чернохвостка, морская ласточка — названия рыб. — И. С). Сам же он, как повествуют некоторые, довольствовался только медом или сотами или хлебом, вина в дневное время не касался, на закуску обычно ел овощи вареные и сырые, а изредка — рыбу… И живых тварей никогда не приносил в жертву, разве что (по некоторым известиям) только петухов, молочных козлят и поросят, но никак не агнцев. Впрочем, Аристоксен утверждает, что Пифагор воздерживался только от пахотных быков и баранов, а остальных животных дозволял в пищу» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 19—20).
Как видим, расхождение действительно налицо. Какая же из двух точек зрения ближе к истине? Что касается первой, то она представлена, например, в свидетельстве Страбона, кратком и неясном (из него, строго говоря, не следует, что Пифагор совершенно не употреблял мяса). В ту же категорию мы отнесли отрывок из Ямвлиха, в котором приводится определенное разграничение. Согласно утверждению этого автора, сам Пифагор мясом вообще не питался и своим близким последователям также возбранял это делать, а вот для людей менее совершенных (то есть, очевидно, не являвшихся членами пифагорейского кружка) делал послабления, не предписывая им строгого вегетарианства, а лишь налагая определенные ограничения.
Вторая же ветвь традиции достаточно решительно утверждает, что и сам Пифагор не отказывался полностью от употребления мясных (и рыбных) продуктов, а воздерживался лишь от некоторых из них. Причем в защиту этого мнения апеллируют к таким известным именам, как Аристотель и Аристоксен, которые, бесспорно, хорошо знали пифагорейский быт. Особенно Аристоксен. Да и Аристотель должен был получить информацию о нем от своего учителя Платона, который тесно общался с пифагорейцами.
Одним словом, вопрос так и остается неясным. Полного и абсолютного отказа от мясной пищи в пифагореизме, видимо, все-таки не существовало, однако какие-то запреты явно имелись. Мы солидарны с утверждением современного ученого: «Если иметь в виду не только самого Пифагора, но и ранних пифагорейцев в целом, исключенными кажутся лишь два крайних варианта, т. е. что они не ели мяса совсем или что у них вообще не было никаких запретов»[147].
Но вот это-то и озадачивает. Если одних животных можно употреблять в пищу, а других — нет, то, значит, подобного рода предписания, вопреки высказанному выше предположению, не имеют никакого отношения к идее метемпсихоза! Ведь последняя предполагает, что всё живое ввиду «круговорота душ» родственно между собой.
Но если дело не в метемпсихозе, то в чем? Вообще говоря, предписания относительно питания, о которых шла речь, производят впечатление весьма архаичных, связанных не столько с какими-то теологическими теориями, сколько с ритуалами, идущими из глубин седой древности и не поддающимися рациональному толкованию.
То же относится к одному из самых знаменитых и загадочных пифагорейских пищевых запретов. Имеем в виду отказ от бобов. По почти единодушному мнению древнегреческих авторов (пожалуй, кроме Аристоксена), такое предписание действительно существовало. Но почему возбранялось употребление в пищу именно этого растения? Чем оно отличается от остальных? Уже в античности недоумевали по этому поводу. Приведем несколько мнений.
«Марк Цицерон в первой книге "О дивинации" поместил следующие слова: "…Пифагорейцам было запрещено есть бобы, поскольку от этой пищи сильно пучит, что, как известно, противопоказано ищущим спокойствия духа". Так, со своей стороны, утверждает Марк Цицерон. Но музыкант Аристоксен… говорит, что Пифагор ни одно стручковое растение не употреблял чаще, чем бобы, поскольку эта пища постепенно очищает желудок и облегчает пищеварение. Я привел ниже слова самого Аристоксена: "Пифагор же из стручковых растений особенно ценил бобы; ведь они смягчают и расслабляют; поэтому он употреблял их более всего"» (Лвл Геллий. Аттические ночи. IV. 11. 3—5).
«От бобов воздерживаться Пифагор велел (по словам Аристотеля в книге "О пифагорейцах") то ли потому, что они подобны срамным членам, то ли вратам Аида, то ли потому, что они одни — не коленчатые, то ли вредоносны, то ли подобны природе целокупности, то ли служат власти немногих (ибо ими бросают жребий)» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 34). «От бобов воздерживаться, ибо от них в животе сильный дух, а стало быть, они более всего причастны душе; и утроба наша без них действует порядочнее, а оттого и сновидения приходят легкие и бестревожные» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 24).
«Бобов он запрещал касаться, все равно как человеческого мяса. Причину этого, говорят, объяснял он так: когда нарушилось всеобщее начало и зарождение, то многое в земле вместе сливалось, сгущалось и перегнивало, а потом из этого вновь происходило зарождение и разделение — зарождались животные, прорастали растения, и тут-то из одного и того же перегноя возникли люди и проросли бобы. А несомненные доказательства этому он приводил такие: если боб разжевать и жвачку выставить ненадолго на солнечный зной, а потом подойти поближе, то можно почувствовать запах человеческой крови; если же в самое время цветения бобов взять цветок, уже потемневший, положить в глиняный сосуд, закрыть крышкой и закопать в землю на девяносто дней, а потом откопать и открыть, то вместо боба в нем окажется детская голова или женская матка» (Порфирий. Жизнь Пифагора. 43—44).
Чего здесь только не понаписано! Предлагаемые объяснения запрета на бобы либо слишком банальны, чтобы быть верными (как у Авла Геллия — от бобов-де пучит), либо темны и непонятны (как у Диогена Лаэртского), либо смехотворны и исполнены каким-то дремучим невежеством (как у Порфирия).
