Генри Харт - Венецианец Марко Поло
Далее д’Абано ссылается на Марко при решении аристотелева вопроса: «Почему те, кто живет в жарких краях, робки и, наоборот, кто живет в холодных краях, мужественны?» По этому поводу д’Абано пишет:
Я слышал от Марко Венецианца, который пересек экватор, что, как он убедился, люди там крупнее телом, чем [люди] здесь, и что происходит это потому, что в тамошних местах человек не сталкивается с холодом, который истощает тело и делает его меньше в размерах.
Восторженность, с которой Пьетро д’Абайо ссылается в своем трактате на Марко, почтительное отношение к нему как к высочайшему авторитету, нескрываемая гордость при словах: «он говорил мне», «я слышал от Марко» — все это свидетельствует, что по крайней мере некоторые просвещенные люди еще при жизни мессера Марко признавали и высоко ценили знания и опыт венецианца — не говоря уже о его книге. Вполне возможно, что падуанский профессор медицины читал и книгу Марко, — он, видимо, осознал вклад венецианского путешественника в науку и признавал его авторитет уже безоговорочно.
Время шло, а начавший стареть купец не бросал свои торговые дела и нет-нет, да и шел с каким-нибудь иском в суд. Между тем две его старшие дочери стали совсем взрослыми. Фантина, самая старшая, вышла замуж за Марко Брагадина — свадьба состоялась, надо думать, до 1318 года; отец, как требовал обычай, обеспечил ее богатым приданым. Вторая дочь, Беллела, тоже вышла за некоего Бертуччо Кверини и тоже получила от отца немалое приданое.
Когда Марко состарился, между членами рода Поло начались раздоры, хотя раньше они всегда действовали единодушно и в полном согласии. Мы уже видели, что Марко фактически изгнал своего двоюродного брата Марколино из дома, в котором, по-видимому, все родичи мирно жили в течение многих лет. На склоне лет Марко совершенно охладел к своей родне и отвернулся от нее — дела он вершил теперь вместе с зятьями, особенно с Марко Брагадином, жившим в доме Поло. Пользуясь поддержкой Марко, домом Поло завладели чужаки, а когда Марко не стало и присмотреть, направить, припугнуть или примирить ссорящихся было некому, скандалы и судебные процессы шли один за другим.
В 1318 году Марко исполнилось шестьдесят четыре года — для человека XIII века это был возраст преклонный, — и он стал еще более жадным, придирчивым и сварливым. В том же году он потерял своего сводного брата Джованнино. Этот молодой человек, по-видимому, вел дела или Марко, или своего брата Стефано и не раз плавал на Крит, как плавал туда и его единокровный брат Маффео.
Сведения о смерти Джованнино сохранились в таком источнике, где искать их никому бы не пришло и в голову. 18 сентября 1318 года Стефано Поло попросил официального разрешения вывезти тысячу мер зерна «из Апулии в дружественные страны» и такое разрешение получил. Оно было выдано венецианским Большим советом, в нем говорится следующее: «Стефано Поло в своем прошении указывает, что Джованнино, его покойный брат, плыл на корабле… шедшем из Таны, со всеми его [Стефано] товарами, ценою свыше четырех тысяч лир, и по несчастной судьбе погиб вместе с указанным кораблем, и, как совершенно ясно, он [Стефано] потерял все свои товары и… стал нищим; он, по его словам, не может прокормить ни себя, ни пятерых своих малых детей, старшему из которых еще не исполнилось и шести лет». Поэтому Стефано просит разрешения на вывоз товара, чтобы постараться «возместить столь тяжкий убыток». Быстро осуществить свою операцию Стефано, вероятно, не удалось, ибо 22 мая 1319 года Большой совет продлил ему срок, данный на совершение сделки[107].
Можно, если угодно, и простить некоторые преувеличения, допущенные в прошении Стефано, которые, по мнению такого крупного исследователя, как Орландини, были сделаны с расчетом смягчить суровые сердца налоговых агентов венецианского правительства. Ведь разве мог столь бедный человек оперировать таким количеством зерна? И, конечно, в недвижимом имуществе рода Поло в Венеции что-то приходилось на долю Джованнино — теперь, после его безвременной смерти, эта доля перешла в руки Марко и Стефано.
Дочь господина Марко, Фантина, вышедшая замуж за Марко Брагадина, подарила своему отцу шесть внуков — четырех мальчиков и двух девочек. Вероятно, посадив внученка или даже внучат на свои старые колени, Марко играл с ними и баловал их, как играют и балуют внучат дедушки испокон веков. Так ли это было, мы можем только гадать. У Беллелы детей не было, а Морета при жизни отца замуж не выходила.
В один прекрасный день венецианцы начали и шептаться, и толковать, и кивать, и сплетничать. В Венецию приехал великий человек, осмелившийся творить стихи на народном языке, — когда-то в своем родном городе он был приором[108], потом его изгнали оттуда только за то, что он был патриотом, и многие годы он странствовал по всей Италии — это был Данте Алигьери, великий флорентинец.
Прославленный человек приехал в Венецию в качестве посла от властителя Равенны — Гвидо да Полента. Группа равеннских моряков повздорила с моряками Светлейшей, и кое-кто из венецианцев был убит или ранен. Гвидо да Полента, в прошлом имевший случай убедиться в высоком дипломатическом искусстве Данте, упросил его ехать и оправдаться перед венецианским дожем как от имени властителя Равенны, так и от имени всего города. Данте же был рад возможности послужить своему покровителю и отблагодарить его за любезность. Помимо того, он уже бывал в Венеции и хорошо знал ее.
Данте был остроумным человеком и не любил спускать обид. Повсюду, например, говорили о том, что он сделал на торжественном обеде у дожа Джованни Соранцо. На обеде, кроме Данте, были и другие послы от различных государей, более важных, чем властитель Равенны Полента, — им подавали превосходную крупную рыбу, тогда как на блюдо Данте положили лишь мелкую. Данте выбрал самую невзрачную рыбку, взял ее с блюда и поднес к уху. Дож, видя такую странную сцену, спросил, что сие значит. «Я знаю, — отвечал поэт, — что отец этой маленькой рыбки жил и умер здесь, в этих водах, и хотел узнать о нем что-нибудь новое». «И что она отвечает?» — спросил дож. «Она отвечает, что она чересчур мала и плохо помнит папашу и что я могу справиться у рыбок постарше и побольше». «После этого, — добавлял рассказчик предания, — дож приказал подать Данте превосходную крупную рыбу».
Миновало положенное время, Данте исполнил свою миссию и покинул Венецию, возвращаясь в Равенну. Через несколько недель на Риальто пришла печальная весть о смерти поэта. Вместо того чтобы возвращаться в Равенну морем, Данте избрал сухопутную дорогу, которая шла по болотистому, издавна имевшему дурную славу берегу, да еще в сентябре — в самое опасное время года. После летней духоты и жары воздух здесь был пропитан смертоносными малярийными миазмами. Здоровье у Данте уже пошатнулось, и он пал жертвой болезни. Приложив все старания, спутники перевезли его через устье По и древнюю Пинету — обширный сосновый лес, тянувшийся на много миль к северу и югу от Равенны. Оказывая умиравшему поэту посильную помощь и всячески оберегая его, путники миновали огромную могилу гота Теодориха[109] и через Порта-Серрата въехали в Равенну. Данте был уже почти без сознания и спустя немного дней скончался.
